— Кто сможет объяснить тем, кто выжил, что мы делаем здесь, вместо того чтобы лежать в могиле?… — спрашивала Лили Юнг.
— Действительно, если ее понесет, она уже не остановится, — сказала Магда Тетшке.
Мгновенно Башким Кортшмаз проснулся и открыл глаза. Ночь вокруг него была нечерна, по причине луны, занявшей свое место на небе. Он привстал на постели, взыскуя к деталям, которые бы могли, так или иначе, продолжить только что посетившие его видения. Он совершил путешествие далеко назад, к эпохе, которая предшествовала восстановлению капитализма, и ему снилась большая любовь его жизни, Соланж Бюд, — та Соланж Бюд, какой она была двести семьдесят два года назад, молодая и привлекательная, и он вновь любил ее, и раздевал ее, как когда-то, вновь ощущая ту почти болезненную гармонию, которая всегда существовала между ними, с первого и до последнего дня их романа, и вновь испытывая головокружительную близость и вибрирующее отсутствие слов, в котором они обычно терялись, когда занимались любовью, и перед самым его пробуждением скверная жидкость залила ему живот.
Он посмотрел на часы. Настольные часики показывали два часа утра. Он покинул матрац из конского волоса, сделал два шага, отодвинул квадрат грубого холста, заменявший стекло, и высунулся из окна. Две капли спермы холодно скатились по его левому бедру и, пройдя несколько сантиметров, застыли. У него было хриплое дыхание, и его удручало общее ощущение обезвоживания. Холст подле головы ему мешал, в нем не было никакой мягкости, при малейшем прикосновении с него осыпались минеральные частицы и золотые песчинки, попаданию которых в комнату он как раз и препятствовал. Он прокашлялся. Большое количество пыли осело на улице в течение вечера, до и после сумерек. Мартовские коты мяукали во тьме, пятью этажами ниже, и время от времени они кидались друг на друга и яростно дрались, вплоть до смерти, или до копуляции. Цемент стен все еще испускал печное тепло. Температура воздуха вряд ли понизилась с вечера более чем на три градуса. В доме напротив с недавних пор поселился бродяга, видны были следы его деятельности, звук подметания, бряцание предметами. Человек приводил в порядок свое жилище, возможно, вторжение песка у него было посерьезнее, чем у Кортшмаза.
Ни один фонарь не горел вследствие разжижения человеческого населения, и еще потому, что никому не удалось восстановить электричество после последнего его выключения. Луна округлилась над домами. Она освещала Второй Врубелевский проспект и разрушенные фасады, а также зияющие раны Первого Врубелевского проспекта.
