Чрезвычайные происшествия на советском флоте | страница 4



Короче, из первого контура кормового реактора ушла охлаждающая вода, как уходит она из дырки в электрочайнике. Что станет с электрочайником? Расплавится, потечёт, сгорит… Примерно то же ожидало и нас, с той лишь разницей, что плавиться должны были не оболочки электроспирали, а урановые ТВЭЛы — тепловыделяющие элементы. Расплавленный уран скапливается в сферическом поддоне, и, как только масса его достигает килограмма, по всем законам ядерной физики — атомный взрыв. И где — рядом с американской военно-морской базой на острове Ян-Майен. А в мире и без того напряжённо — Карибский кризис вызревает. Тут только начни — и пойдёт полыхать… Что делать?

Собрал в кают-компании командиров боевых частей и инженеров. Эдакий совет в Филях под Ян-Майеном…»


В. Погорелов:

«Стояло раннее утро. И люди всех континентов, начиная новый день, конечно, не подозревали, что их судьба, как и судьба планеты, решается сейчас не в ООН, не в Вашингтоне и не в Москве, во втором отсеке подводного ракетоносца. Да, да, точь-в-точь, как в мрачном полубредовом боевике. Спасение было не в казуистике международного права, а в решении замысловатой технической задачи: как не допустить расплавления урановых стержней, как охладить взбесившийся реактор? Инструкция предлагала отвести тепло, выделяемое ТВЭЛами, путём проливки или, понятнее будет сказать, — прокачкой активной зоны реактора водой. Но как?! Конструкция реактора не имела для этой цели специальной системы. А ведь механики К-19 во время приёмки корабля убеждали строителей, что магистраль аварийного расхолаживания реактора совершенно необходима. Но завод спешил с победным рапортом: „Есть первый советский атомный ракетоносец!“ И в ожидании потока звёзд и наград не посчитали нужным „усложнять конструкцию и без того сложного агрегата“. Эх, до чего ж мы сильны задним умом! И вот теперь эту систему надо было создавать из подручных средств и, самое страшное, монтировать её в отсеке с тройной смертельной нормой радиации! Без защитных костюмов (их не было у нас), голыми руками, в армейских противогазах, которые защищают от излучения с той же эффективностью, что и пресловутые белые простыни.

Но кому-то надо идти умирать… Никто не произносил высоких слов, но в подтексте, в подкорке это всё давно было — за нами даже не Москва, за нами шар земной.

Мир до сих пор не знает имён этих парней.

Лейтенант Борис Корчилов, было ему едва за двадцать.

Остальным и того меньше — восемнадцать, девятнадцать: