Правда, в мире людей за ними придется срочно скакать в Харроугейт.
6.
После победы в словесном поединке Агнесс пряталась в саду, опасаясь, что дома ее поджидает дядя в окружении длиннобородых пророков и с библейскими цитатами наготове. Второй раунд им с Иезикиилем не выдержать.
Перед ланчем она юркнула в спальню, чтобы подготовить к вечеру свое единственное платье на выход, прогладить его и возможно даже расставить, потому что оно немилосердно давило под мышками.
Но в комнате ее ожидало чудо. Чудо цвета июньских листьев, когда сквозь них просвечивает жаркое солнце. Чудо, сшитое из лучшего китайского шелка по лучшим парижским лекалам. Зеленое платье с узенькой талией, мыском спускающейся на пышную юбку, со множеством узких оборочек, украшающих лиф и рукава, — сколько же труда нужно, чтобы нашить все эти оборочки, и сколько труда, чтобы вышить платье белым по зеленому тонким узором! Платье сияло, как летняя мечта, и Агнесс не могла поверить в его реальность, даже когда Агнесс прижалась щекой к шелку, наслаждаясь его прохладной гладкостью. Даже когда примерила платье и убедилось, что оно сидит — будто по мерке сшито, и что в нем она выглядит стройнее (еще бы, ведь оборочки на лифе придают бюсту несуществующий объем!), и свежее, и ярче! К платью прилагалась изящная шляпка: снаружи — зеленая, изнутри — белая, украшенная магнолией и белыми лентами. И пара новых перчаток. И алая наперстянка, выскользнувшая из складок зеленого шелка…
Наперстянка.
Тут везде растет наперстянка…
Но почему-то дядюшка принес ее с собой и приложил к своему подарку.
К своему чудесному, изумительному, щедрому подарку.
Он проиграл — и признал свой проигрыш.
Прежде, чем выйти из комнаты, Агнесс приколола алую наперстянку себе на грудь. Вместо брошки. И пожалуй, цветок смотрелся красивее, чем любое ювелирное украшение. Хотя бы потому, что Агнесс знала: к нему прикасался Джеймс…
Преодолев смущение, она постучалась к нему в кабинет, но дядюшка прокричал, что у него сегодня неприемный день, но если ей нужно заказать требу, пусть просунет под дверь записку и два шиллинга. На этом и расстались.
Ужинали у миссис доктор Билберри по старинке, еще до заката солнца, чтобы гостям потом не пришлось возвращаться домой в потемках («и чтобы сэкономить свечи», читалось в раздраженном взгляде Милли). О дороге в пасторат Агнесс не беспокоилась. Расщедрившись, мистер Линден распорядился достать из сарая экипаж и привести его в порядок — смазать колеса, стряхнуть паутину с сидений, обновить потрескавшийся лак. Экипаж дядюшки был, конечно, попроще, чем роскошное ландо Лавинии, но племянница все равно обрадовалась и попросила Диггори сделать несколько лишних кругов вокруг их городка. Радовало ее и то, что дядюшка больше не заикался о квакерском капоре.
