Мэри соглашается.
Все равно она не знает, что такое третья дорога. А может и знает, но забыла.
Ребенка ей приносят под утро, уже спеленутого. Он молчит, осознав, до чего же тяжко ему придется. Но главное, что они вместе. Мэри подносит сына к груди и старается не смотреть на два алых пятна, проступившие там, где должны быть его кулачки…
…Со всех сторон на них льются насмешки. Надоело. Хватит с нее. Слова тычутся в голове, как юркие головастики, и она выплескивает их все. Все до единого. Пусть уплывают.
Ронан что-то говорит, и она уже не понимает, что именно. Да и не нужно. Заботу в его голосе она ощущает без всяких слов.
Он старается перекричать злобный гул, и Мэри чувствует, как напряглись его мышцы, как он высматривает, на кого броситься в первую очередь. И тогда его уже не остановить. Он переломает им кости и вырвет глотки, он смешает их кровь с морской пеной и втопчет их внутренности в песок. Она чувствует, как закипает в нем ярость, и пытается удержать его. Прежде, чем люди получат повод с ним поквитаться.
— Не надо, родной. Я люблю тебя, — говорит она сыну. — Слышишь? Я тебя люблю.
Ронан вслушивается так напряженно, что на его глазах выступают слезы.
Он тоже не понимает ее язык.
1.
Вздыхая, Агнесс разглядывала ошметки черной слизи, на месте которых должен был быть заварной крем. Со дна медной кастрюльки на нее взирали четыре печальных глаза — мраморные шарики. Их бросали в кастрюлю, чтобы крем не подгорел, но чуда не произошло. Крем подгорел назло.
Да еще так зрелищно!
Копоть осела на недавно побеленных стенах кухни, на горшочках с мятой, чабрецом и розмарином, на окороках, свисавших с потолка, даже на хвосте кошки, откуда контактным путем попала на передник миссис Крэгмор, приведя экономку в тихое бешенство. Нахохлившись, старушка сидела в кресле-качалке и недобро посматривала на барышню, которая, протирая слезящиеся глаза, листала «Компендиум» в поисках средства для чистки меди. Миссис Крэгмор не спешила на помощь.
После разговора с Хантом, а потом и с Ронаном, Агнесс бросилась угождать дяде. Враг врага все равно что друг, даже если он не лучится дружелюбием. А в том, что мистер Хант был ей врагом, Агнесс уже не сомневалась. Как, впрочем, и в том, что он ненавидит пастора, а еще Ронана и Мэри, такую кроткую.
И если бы мистер Хант обругал при ней Сатану, Агнесс пригласила бы хвостатого джентльмена в дом, попросила Сьюзен принять у него вилы, а потом завела бы беседу о разных видах смолы. Критика мистера Ханта была лучшей рекомендацией.
