— Ладно, ладно. — Трегубец улыбнулся и бессильно махнул рукой.
Андрей Ветров всегда был холоден к живописи. Он искренне не понимал, отчего люди готовы выкладывать большие деньги за некоторые полотна. Однажды Андрей в дружеском разговоре спросил об этом у коллеги, который был несколько старше его и собирал картины.
Тот спокойно объяснил:
— Если ты спрашиваешь, значит, у тебя закрыт этот канал. Ты еще не видел картину, которая бы захватила тебя, потрясла. Не переживай: все люди разные. Кто-то чувствует (и потому любит) музыку, кто-то — стихи. Кто-то вообще ничего не чувствует. Искусство — способ взлететь к небу, даже если это искусство повара.
— Особенно если это искусство повара, — заметил Ветров, делая ударение на слове «особенно».
— Вот видишь: для тебя не все потеряно, — улыбнулся товарищ. — Лично меня полный желудок тянет вниз.
— Ты, видно, не пробовал манты с мясом и сочной тыквой, слепленные косичкой по-уйгурски, — голос Андрея потеплел, — да еще политые вьетнамским соевым соусом. Именно вьетнамским. Никогда не бери наш соевый соус или европейский. Разве в какой-то Голландии могут делать настоящий соевый соус?
Андрей так расчувствовался, что погладил себя по животу, представляя, как тают там домашние мантушки, разливая солнечное тепло по всему телу.
— Нет, не пробовал, — рассмеялся коллега.
— Ван Гог против мантушек с тыквой слаб, — шутя заметил Ветров. — И Гоген слаб. А Репин и вовсе рядом не стоял.
— Просто ты еще не открыл для себя живопись.
Ветров пожал плечами. В глубине души он остался при своем мнении: место живописи в этом мире преувеличено. Любовь к ней признак интеллектуального снобизма. Мол, вот мы какие: утонченные, чувствительные. В итоге срабатывает принцип голого короля. Никто не понимает картин, но изображает благоговение, боясь показаться толстокожим быдлом. Так думал Андрей, пока не увидел работу Куравлева.
Картина загипнотизировала его. Она словно втягивала в себя. Ветров всей кожей почувствовал, как страшно, как одиноко маленькому пацаненку. В ушах стоит лай собак. Холодно и голодно. Весь мир — против тебя! Но есть одно существо, чье тепло еще может согреть душу, вернуть ей силы и надежду, — такой же маленький и испуганный крысенок.
По коже Андрея побежали мурашки. Он ощутил себя на месте этого мальчонки и невольно отпрянул назад. Словно картина действительно могла затянуть.
Но отчего-то на душе стало легче и чище. Будто только что поплакал… И еще — чуточку теплее и светлее, словно этот крысенок обогрел и его.
