Черноволосая леди понимающе улыбнулась. Конечно, она знает точно, exactement[9], exacte-mente[10], знала, что требуется.
— А размер сеньоры?
Джеймс Фицджеральд нахмурился, словно это тоже несущественно.
— Размер, Мадлен? — Он повернулся ко мне.
— Десять, — коротко ответила я, кипя внутри.
— Быстро, por favor, — добавил мистер Фицджеральд.
Чарагвайская леди исчезла за устричным занавесом и вернулась с двумя платьями. Она развернула их для осмотра. Одно коричневое, другое черное. Чарагвайки-модницы, как я заметила, предпочитали темные цвета. Ни одно платье мне не подходило, но я кротко последовала за мадам Одетт в удобную примерочную и надела самое безвредное, коричневое.
В нем я была похожа на новую английскую гувернантку, но, по крайней мере, оно хорошо сидело.
Сеньор сейчас же должен увидеть меня в нем. Он будет восхищен, горд, admiroso[11]. Мадам проводила меня в салон. Джеймс Фицджеральд не выразил ни того, ни другого, ни третьего. Он просто бросил на меня взгляд, кивнул и сказал мадам Одетт:
— Правильно, это подойдет. Она может оставить его на себе. Упакуйте второе платье, завтра я его заберу.
Он извлек чековую книжку и выписал мадам чек на сумму, которую она, скромно потупившись, деликатно показала ему на листке бумаги.
— Я не могу позволить заплатить за меня! — с негодованием сказала я.
— Не волнуйтесь, не буду! Вам положено пособие на тропическую одежду. Я прослежу, чтобы из него вычли соответствующую сумму.
Он открыл мне дверь и посадил в автомобиль. Петизо на тротуаре махал нам вслед как безумный. Я улыбнулась и махнула в ответ, затем посмотрела на часы на приборной панели. Хотя казалось, будто прошло много часов, все унизительное действо заняло всего двадцать минут. Но мы на пятнадцать минут отставали от hora inglesa.
Удивительно, мистер Фицджеральд не ругал меня на этот счет, пока автомобиль летел со всей возможной скоростью к Дворцу культуры. Я открыла сумочку и тайком взглянула в зеркало пудреницы на размазанную и сейчас неподходящего цвета косметику. Я чувствовала, как глаза мистера Фицджеральда следят за мной с мужским раздражением на подобное женское легкомыслие. Я провела расческой по волосам, слегка припудрила лицо, наложила немного синих теней.
Спустя миг он натянуто проговорил:
— Мне казалось, вы и так выглядите очень хорошо.
Но имели ли его слова буквальный смысл или просто означали — пожалуйста, прекратите суетиться, — я не знала. Странно, но это маленькое замечание почему-то подняло мое упавшее настроение до весьма непропорциональных высот. Я почувствовала уверенность в себе.
