С Сулейманом Лаеком, известным поэтом старшего поколения, мне посчастливилось встречаться несколько раз еще в Москве, задолго до поездки в Кабул. Он приезжал на встречи с советскими писателями, так как его яркие, образные стихи издавали на русском языке. Хорошо зная русскую литературу, он переводил на языки народов Афганистана Пушкина, Лермонтова, Маяковского. Был лауреатом Премии советско-афганской дружбы. Писать стихи стал в ранней молодости. Сборники его лирических стихов «Палатка кочевника», «Воспоминания», «Парус» были тепло встречены читателями.
Родившись в семье муллы, Сулейман вырос бунтарем и за участие в студенческих беспорядках был исключен из Кабульского университета. В период террора Амина прошел через самые страшные застенки тюрьмы Пули — Чархи. После Апрельской революции он стал Президентом Академии наук и министром по делам национальностей. И хотя его день был расписан по минутам, он с радостью находил время для встреч с советскими писателями. Вспоминаю, как в Кабул в 1986 году приехали из Москвы писатели Валерий Поваляев, Юрий Велихов и Ким Селихов. Лаек с радостью нас всех принял, рассуждал о роли литературы, сравнивая ее с колодцем, вода которого спасает в знойной пустыне караван от жажды, и признавался, что его лучшие стихи родились, когда в сердце бушевало пламя ярости против тех, кто нанес раны его родине. Немало написал Сулейман Лаек строк о мужестве и благородстве советских воинов-интернационалистов.
Первым председателем Союза писателей Афганистана был Асадулла Хабиб. С ним мы познакомились еще в Москве. Хабиб, родившийся в 1941 году, закончил филологический факультет Кабульского университета и учился в аспирантуре Института восточных языков при МГУ, в котором учился и мой муж. В период революционных преобразований в Афганистане он был ректором Кабульского университета, известным прозаиком, автором нескольких сборников повестей и рассказов. Но поэзия была для него первой необходимостью. «Без поэзии я бескрылый человек», — любил повторять Асадулла. Со своими лирическими стихами, имевшими глубокий философский подтекст, он часть выступал в воинских частях. Его строки, обращенные к матери, стали своеобразной солдатской клятвой:
«Если в грудь буду ранен, ты слезами сумеешь меня поднять,
Если в спину, то, родная, слез своих на меня ты не трать».
Часто вспоминаю уютный небольшой дом в одном из отдаленных районов Кабула, утопающий в зелени фруктового сада, гостеприимную большую семью, ароматный плов и долгие чаепития с восточными сладостями, всегда сопровождавшиеся чтением стихов.
