— Ты кого-то встретил, — обреченно прошептала Бетти, не дав ему высказать все, что накопилось в душе.
Марк не без труда разобрал ее слова и вздрогнул. Сказать или промолчать?
Ну, если уж он решил быть честным, нужно идти до конца.
— Что ж, я не вижу смысла лгать. Мне очень жаль, Бет, но ты права. Я полюбил другую женщину.
Бетти показалось, что сердце ее — нет, не разбилось на мелкие кусочки, а просто исчезло. Было — и перестало быть. Странно только, что сама она до сих пор была жива. Лицо ее страшно побелело, в глазах же вспыхнул зловещий огонь. Все мысли о самолюбии мгновенно улетучились. Не до самолюбия теперь! В Бетти взыграл древний как мир инстинкт обладания.
— Ну, уж нет! Я никому не отдам тебя, Марк Дэниеле! Никому, слышишь? Ты думаешь, что так просто отделаешься от меня? Что я помашу тебе ручкой и скажу: «О'кей, Марк, будь счастлив»? Не дождешься!
Она тяжело дышала. Лицо ее почти до неузнаваемости исказила злоба.
Совершенно некстати Марк вспомнил их первую встречу. Тогда Бетти показалась ему удивительно хорошенькой и совсем юной, дышащей свежестью и восторгом от жизни.
— Так и знай, ты никогда не будешь счастлив с этой потаскухой, кем бы она ни была! Ты еще вспомнишь Бетти Уилкинс! Ты еще пожалеешь, о да, еще пожалеешь!
Марк торопливо достал бумажник, трясущимися руками выложил на стол несколько купюр и вскочил из-за стола.
— Бетти, поедем домой.
— Ну, уж нет! Никуда я с тобой не поеду!
— Не могу же я оставить тебя в таком состоянии, — встревожено произнес Марк.
То, что происходило с Бетти, больше всего напоминало нервический припадок, и Марк был всерьез обеспокоен.
— Скажите пожалуйста, какие мы заботливые! Проваливай отсюда, да поживее! — грубо сказала Бетти.
Марк даже вздрогнул. Он никогда не слышал от нее подобных слов и даже не подозревал, что она умеет их произносить.
— Бетти, мы не всегда вольны в своих чувствах, — предпринял Марк последнюю попытку. — Я никогда не хотел причинить тебе боль. Но разве я мог знать…
Бетти внезапно успокоилась. Но не потому, что до нее дошли слова Марка. Просто бешеное возбуждение уступило место холодной апатии.
— Прошу тебя, уходи, — чуть слышно произнесла она. — Уходи. Я не могу тебя видеть. Не могу слышать твой голос. Неужели ты даже этого не понимаешь?
— Мы еще поговорим об этом, Бетти, когда ты немного успокоишься. Если ты захочешь меня простить, то простишь. Если нет… что ж, можешь до конца жизни считать меня подлецом и изменником.
