— Это вам прислали из Москвы, — сказал я.
У ребят заблестели глаза.
— Нам? — широко раскрыл глазенки меньший.
Старший мальчуган снисходительно усмехнулся и по-приятельски подмигнул мне.
— Конечно, вам, — продолжал я. — А когда вы в последний раз видели партизан?
— О, уже давно, — грызя сахар, отозвался меньший.
— Если не знаешь, так не суйся, — покраснев, вмешался старший, спрятавший свою долю в карман. — У моего отца позавчера были…
— Не врешь? — переспросил я.
— А если правда, тоже нехорошо всем рассказывать, — строго сказал я.
Парнишка еще больше покраснел и, запинаясь, стал оправдываться.
— Я… я… не всем, я только вам. Ведь вы партизаны?.. Правда?..
— Ох, и слаб же ты на язык! — махнул рукой молчавший до сих пор третий.
— Сейчас тебе повезло, — сказал я. — Мы действительно партизаны. А нарвись ты на полицаев да расскажи им об отце — они бы его убили. Да и сейчас… Уж лучше я не отпущу вас, пока мы не уйдем отсюда. А то и о нас кому-нибудь расскажете.
Они растерянно переглянулись.
— Так нельзя, — заговорил третий, очень бледный и худенький, не по возрасту сдержанный, — мы с вами будем сидеть, а коровы забредут куда-нибудь, попадут еще к немцам, — рассуждал он. — Пусть двое здесь останутся, а я сбегаю посмотрю на коров, за меня можете быть спокойны.
Мне понравился этот мальчонка, и я разрешил ему уйти. Он быстро вернулся. Тогда отправился тот, который слишком пооткровенничал. Я был уверен, что он не забудет моего внушения.
По шоссе продолжали двигаться колонны автомашин с солдатами и техникой. Мы вынуждены были бездействовать, поэтому день показался тяжелее любого похода. Мы легко вздохнули, когда на землю спустилась темнота. Поползли к шоссе, широкой прямой лентой перерезавшему холмы и кустарник. От него веяло запахом пыли и бензина.
— Остановиться! — скомандовал я и подозвал Лунькова и Морозкина.
— Правильно решил, — улыбнулся подошедший Луньков.
— Что решил? Ведь я ничего еще не сказал.
— И без этого понятно. Не поставить мину на этом шоссе было бы непростительно. Мы должны обязательно ее поставить на память фашистам, в честь нашего благополучного ухода от карателей, — шутливо сказал Морозкин.
Карл Антонович быстро выкопал ямку на шоссе, положил в нее пять килограммов тола. Но как быть? Шоссе широкое, мина занимает маленькое местечко, может пройти много машин, прежде чем какая-либо из них наскочит на заряд. Тогда Карл Антонович принес дощечку, лежавшую недалеко от шоссе, положил ее на мину поперек шоссе и тщательно замаскировал.
