Из скудного мира детства в мир собственных представлений
Как формировалась личность Григория Распутина, откуда появилась в нем та ненасытная жажда действовать иррационально вне рамок своего мира, бесстрашное желание испытывать на прочность иной, чуждый ему мир и способность приручить его, приспособить к своим импульсам? О жизни и приходе в мир «русского старца» повествует множество противоречивых легенд, в которых нелегко отделить зерна от плевел. Известно, что, рожденный в глухой деревне Тобольской губернии, он воспитывался в строгих рамках замкнутого и во многом автономного в своей безнадежной отсталости мира российской глубинки второй половины XIX века. Жизнь далеких провинциальных деревень России зиждется на двух одинаково важных принципах – верховенстве и подчеркнутой исключительности мужского начала и повышенной религиозности. Есть еще один важный штрих, отразившийся на личности Распутина, – более высокий уровень социальных свобод в сибирских деревнях по сравнению с районами, близкими к центру и столице. Создавая баланс между материальным и духовным, эти принципы позволяют при ведении сложного натурального хозяйства на фоне довольно суровых будней поддерживать нетленным единый духовный стержень всей общности и управлять ею, избегая хаоса. Социальные же свободы позволяли формировать некоторую замкнутость пространства отдельно взятой деревни.
Несомненно, что этот дух далекой деревни довлел над каждым ее жителем, и Григорий Распутин, родившийся в семье зажиточного крестьянина, не был исключением. Узость существовавших канонов подтверждает даже сухое перечисление предков в церковных книгах – примитивная дань мужской форме утвержденного порядка. Однако детство Григория имело некоторые, важные для формирования личности, отличия. Ряд источников указывает на четыре смерти во младенчестве детей, рожденных в семье до Григория. Если эта информация соответствует действительности, то именно тут следует искать причины глубокой душевной чувствительности и восприимчивости натуры Распутина. Ведь, с одной стороны, он не мог не знать об умерших до него детях, а с другой – родители не могли не относиться к выжившему сыну с повышенным вниманием и подчеркнутым выражением любви, которые часто несвойственны для более сдержанных и примитивных в проявлении чувств простолюдинов. (Впрочем, австрийская исследовательница Элизабет Хереш отмечает, что мать Григория умерла рано, и у него сохранилось о ней мало воспоминаний.) Такое отношение в семье стимулировало ранние проявления у Григория поразительно высокой для крестьянина самооценки и завышенных амбиций, которые в зрелом возрасте стали основой его шокирующей самонадеянности.
