Я поднимаю по лестнице их чемоданы, поскольку папины руки заняты переносным холодильником, на полках которого аккуратно расставлены пластиковые контейнеры с кошерными супами — капустным, с клецками, с фрикадельками и с курой, общим числом примерно в две дюжины; все супы заморожены, каждый контейнер снабжен аккуратной наклейкой. Уже в квартире мама извлекает из сумочки конверт с подчеркнутой красным надпечаткой прописными буквами ДЭВИД. В конверте содержатся — напечатанные на гостиничной машинке — подробнейшие инструкции, какое блюдо сколько размораживать, сколько потом разогревать и до какой именно температуры доводить.
— Прочитай, — велит она мне, — и посмотрим, не возникнет ли у тебя вопросов.
— А ты не против, — встревает папа, — если он прочитает это после того, как ты снимешь пальто и присядешь?
— При чем тут это? — возражает она.
— Ты устала.
— Дэвид, у тебя хватит места в холодильнике? Я ведь даже не знаю, какой у тебя холодильник.
— Места там полно, — легкомысленно отвечаю я.
Но когда я открываю холодильник, мама вскрикивает так, словно ей полоснули ножом по горлу.
— Что это? — негодует она. — Это всё?.. А поглядите-ка на этот лимон, он же старше меня! Чем ты питаешься?
— Главным образом тем, что подают в забегаловках.
— А твой отец еще твердил мне, что я переусердствовала!
— Ты устала, — говорит папа, — и ты действительно переусердствовала.
— Но я же так и знала, что он о себе не думает!
— Это тебе самой, — говорит папа, — лучше бы подумать о себе.
— А в чем дело? — вмешиваюсь я в их спор. — Что с тобой?
— У меня легкий плеврит, а твой отец решил устроить из него тяжелую драму. Немного болит спина, когда я долго вяжу. А все деньги на врачей и на анализы просто-напросто выброшены в помойку.
Ей еще неизвестно (и мне тоже — я узнаю это позже, наутро, когда папа, собравшись за свежей сдобой к завтраку и газетами, предложит мне составить ему компанию и поведет меня на прогулку к Вест-Энд-авеню, где мы когда-то останавливались у Ларри с Сильвией) — ей еще неизвестно, что она умирает от рака, который развился из самого обыкновенного панкреатита. Узнав об этом, я понимаю слова из отцовского письма: «Может быть, если мы остановимся у тебя в первый и в последний раз…» Но если мама ни о чем не догадывается, откуда у нее возникло внезапное желание посетить места, где она не была десятки лет? Я почти не сомневаюсь в том, что она все знает и разыгрывает этот фарс неведения специально для мужа, чтобы он не заподозрил ее осведомленности. Так они скрывают друг от друга страшную правду; мои родители ведут себя как храбрые, но беспомощные дети… А как повести себя мне?
