Вся католическая миссия Святого Петра была в сборе. Женщины из сиксы оттеснили престарелых законоучителей и плакали навзрыд, столпившись возле белых. Здесь были все, кто хотел выказать свою привязанность к покойному отцу Жильберу: разучившиеся плакать крестьяне, которые гримасничали, чтобы выдавить слезы; тупые законоучители, вяло перебиравшие четки; мистически настроенные новообращенные, рассчитывавшие, быть может, на чудо; рабочие, стоявшие с несчастным видом в надежде, что отец Вандермейер сжалится и не сочтет этого дня за прогул. Пришли также те, кто никогда не видел трупа белого человека, и, главное, белого священника; этих людей было особенно много. Негры визжали, окружив белых. Белый человек с длинной шеей что-то сказал одному из стражников, сидевших в машине. Стражник сделал десять шагов по направлению к толпе, которая нехотя попятилась. Двое санитаров перенесли тело отца Жильбера в спальню. Белые последовали за ними. Отец Вандермейер провел их в гостиную. Он тут же вернулся, сошел с лестницы и обратился к толпе.
— Наш отец, наш возлюбленный отец умер, — проговорил он, сжимая руки. — Помолимся, братья, помолимся за него, ибо бог справедлив и каждому воздает по заслугам…
Он провел рукой по волосам и перешел к распоряжениям:
— Ступайте в церковь… Помолитесь, братья. Помолимся за него, помолимся за нашего отца, он будет покоиться здесь, в миссии, среди вас всех, которых он так любил…
Он провел рукой по глазам. Крики возобновились с удвоенной силой.
— Господь бог справедлив, — продолжал отец Вандермейер. — Он вечен. Да будет воля его…
Он перекрестился, и толпа последовала его примеру. Он поднялся по лестнице. На последней ступеньке он опустил руки и погладил свою сутану.
Глава законоучителей Мартен плакал рядом со мной. Не знаю, почему он стоял здесь, вместо того чтобы руководить молитвой своих сотоварищей. Он расстегнул старую куртку, и слезы струились по его морщинистому животу, стекая в завязанную узлом набедренную повязку.
— Мне остается только уйти, — бормотал он. — Мне остается только умереть… Я знал, что кто-то умрет; шимпанзе кричали всю ночь… Мне остается только уйти, мне остается только умереть…
Толпа хлынула в церковь. Белые ушли. Остался лишь один белый, чтобы наблюдать за работой столяров, которые спустились во двор с досками и листовым железом. Примкнув к ружьям штыки, двое стражников ходили взад и вперед по веранде перед комнатой, где покоилось тело.
