— Вы уверены? — угрожающе переспросил он.
Гертруда боязливо мигнула.
— Конечно. Муж поехал туда, чтобы вернуть ее и детей.
— Вот как, — пробормотал Бой, дергая Монка за рукав. — Давай смываться, Монк, да поскорее.
— Ладно, — бросил тот, все еще не в силах опомниться от такой неудачи. Не потребовалось грозить, размахивать тонким стилетом, самой драгоценной собственностью, подарком святой матери, давно покинувшей этот мир, нет нужды в проклятиях и ругательствах. Это просто обескуражило. К такому он не привык.
Проводив к выходу обоих мерзавцев, Бим немедленно предстал перед хозяйкой и наплел с три короба о том, как те угрожали его жизни, но Гертруда только мельком взглянула на него и протянула руку:
— Немедленно отдай мне, Бим. Все. Тот начал, запинаясь, с видом оскорбленной невинности, все отрицать, а кончил тем, что положил пятифунтовую банкноту в пухлую ладонь хозяйки. Какая несправедливость!
— Им нужна мисс Тремейн, — сообщила она, запихивая деньги за корсаж. Бим мгновенно встрепенулся:
— О Боже! Надеюсь, вы не знаете, куда она отправилась, мэм.
— Конечно, знаю и все рассказала, старый осел! В отличие от вас, безумцев, не думаю, что они растают при виде ее красоты. Ну а теперь убирайся, пока я не велела выкинуть тебя с Дэмсон Фарм.
Уинтроп Хаус. Лондон, Англия.
— Расскажи нам все. Лили. Все, до капельки. Лили потерла усталые глаза, пытаясь собраться с мыслями. Взглянув на часы на каминной доске, она увидела, что сейчас всего шесть утра, но дети уже прыгали и катались по ее постели. Все трое. Ей не пришлось пересказывать события вчера, поскольку дети, не дождавшись ее, уснули.
— Хорошо. Погодите минутку. И немедленно укройтесь, а то простудитесь.
Лора Бет, зажав подмышкой Царицу Екатерину, подлезла под бочок Лили и прижалась к ней. Тео и Сам тоже набрались под одеяло, подложив под спины подушки.
— Когда мы уезжаем, мама? — спросила девочка.
— Я не… то есть мы остаемся, — пробормотала Лили, от всей души надеясь, что говорит правду. Ей ничего не было известно, и, кроме того, она не хотела проявлять слишком большого оптимизма. Достаточно, что отец всю жизнь тешил себя иллюзиями.
— Скажи нам, — испуганно попросил Тео. — Мы все вынесем.
Лит захотелось обнять мальчика, поклясться, что никому не позволит обидеть его, но вместо этого только ободряюще, как ей казалось, улыбнулась.
— Ну что ж, Уродина Арнольд был самим собой, и в начале ужина я уже думала, что для нас все кончено.
Она взглянула на портрет некрасивой женщины в накрахмаленном платье с фижмами ужасающего зеленовато-желтого цвета оттенка желчи. Одна из давно умерших Уинтропов? Какой отвратительный вкус!
