Мальчишки же, Тимоха и Антон, смотрели на Кирилла, открыв рты, и едва не забывали про работу.
— Так, на пол это вываливай, вот сюда, — командовал Арсений Викторович. — Гаврики гараж распотрошили.
Из рюкзака высыпалась куча железного хлама, проржавевшие инструменты, какие-то детали и, среди прочего, тиски, покрытые краской и поэтому не шибко пострадавшие от времени.
— У нас такие в детском доме были, — сказал Кирилл, поднимая их. — В мастерской.
Вспомнилось низкое, душное помещение, куда их водили на уроки труда, и желчный учитель, честно пытавшийся научить подопечных хоть чему-то помимо обычного «не верь, не бойся, не проси…», токарный станок, запах железной стружки, пронзительный визг фрезы.
Осознав, что задумался, Кирилл завертел головой и обнаружил, что и мальчишки, и Арсений Викторович таращатся на него. В глазах у Тимохи с Антоном застыло разочарование.
— Вы чего, на самом деле верили, что я родился несколько дней назад? — спросил Кирилл. — Из рассвета?
Старик закряхтел, мальчишки отвели взгляды.
— А как взаправду? — несмело спросил Тимоха, тот самый, что все записывал.
Он был старше приятеля и выглядел куда серьезнее — этакий маленький мужчина.
— Я не знал родителей, — сказал Кирилл, — ни отца, ни матери. Рос в детском доме…
Как и все соседи по комнате, да и по этажу, он время от времени гадал — кто они, давшие ему жизнь и оставившие в одиночестве, и почему они так поступили? Вместе с другими грезил, что к воротам подъедет машина, из нее выйдут мужчина и женщина, похожие на него…
Мечта умерла годам к двенадцати.
— То же, что было недавно — это второе рождение, — добавил Кирилл. — Ясно?
Мальчишки закивали, а Арсений Викторович вновь закряхтел, на этот раз недоверчиво.
Они работали вместе еще какое-то время, но потом пришла Клавдия Петровна и заявила, что достаточно. Кирилл и в самом деле устал, поэтому не стал спорить, позволил проводить себя в отведенную для него комнату.
А вечером Серега опять вывел его в гостиную, заполненную народом, и указал на красное кресло.
— Я буду говорить стоя, а вы слушать сидя, — сказал Кирилл. — Во имя Отца, Единственного и Несотворенного, да будет мое именование с сего момента «посланник», и никаким другим.
Лежа в одиночестве, он тщательно продумал речь — первое впечатление всегда самое сильное, и сегодня он должен выложиться по максимуму, показать все, на что способен.
Последователям надо его как-то называть. «Сын зари» звучит пафосно, «пророк» или «мессия» — глупо, а «учитель», «гуру» или «наставник» — банально, и не совсем удачно. Зато слово «посланник», что на греческом библейских времен звучало как «ангел», хорошо подходит к ситуации.
