Далекие Королевства - Кристофер Банч, Аллан Коул

Перечитывая эти строки, я представил себе, как бы рассмеялся Янош. А его раскатистый заразительный смех мог и ночью согреть и обратить глупые слова в перлы мудрости. Я слышал этот смех так ясно, словно Янош находился рядом со мной и не разделяли нас сорок с лишним лет. Но в веселье его слышалась насмешка. Не над тем, что я взялся за перо. Он обожал всякие истории и поучительные книги, считая их более священными, чем целая роща священных кедров, и полагая, что на их страницах человек может порой узреть больше, чем в волшебном зеркале иного провидца. И это повествование он только бы приветствовал, пусть местами на его страницах он и выглядел в невыгодном свете. Этого не миновать. Так должно быть. Разве не поклялся я поведать истину?

А ведь Янош был самым ярым ревнителем истины. Даже когда врал… Особенно когда врал.

Насмешка, я уверен, предназначалась традиционному заклинанию повествовательного зачина, которое я вывел в первых строках, обращаясь к Огню, Воде и Музе за помощью в моих трудах.

– Глупая традиция, – сказал бы он. – Более того, еще и бессмысленная трата времени и духа. Например, выводить бородавки можно путем перетягивания их ниточкой и трижды благословенной жабьей кожей, да это и дешевле гораздо, чем с бесами возиться.

Затем он хлопнул бы меня по спине и наполнил наши стаканы до краев.

– Ты, Амальрик, главное, начни эту книгу. А я не подведу.

Что ж, хорошо, коли так…

Началось это с женщины.

Звали ее Мелина. И была она самой красивой куртизанкой во всей Ориссе. Даже сейчас, по прошествии всех этих лет, при одном воспоминании о ней я прихожу в волнение. Любой мужчина терял голову, и надолго, едва увидев ее большие черные глаза или окунувшись, если посчастливится, в благоуханные волны ее длинных темных волос. В божественном теле с золотистой кожей, пурпурных губах, груди с розовыми сосками и шелковых бедрах таилась желанная гавань для любого странника, алчущего совершенства плоти. Короче говоря, я, двадцатилетний, жаждал ее со всей влюбленностью и безрассудством, присущими горячей крови юности. Если бы она удовлетворила мою страсть, я бы и не приступил к этому повествованию. Она же, суля мне лишь надежды, обратила меня, и весьма искусно, в своего раба.