Вокруг Света 1991 № 04 (2607) - Рафаэль Сабатини, Дэйв Уоллис

Н аконец подошла и моя очередь, я опустился на колени, склонил голову и произнес негромко:

— Грешен я, батюшка. Очень грешен перед Господом Богом. Примите мою покаянную исповедь, отпустите грехи...

Давно дожидался я благостной минуты очищения, давно чувствовал в себе скверну бесову, вошедшую в плоть и в кровь мою, жаждал, чтобы нечистый дух наконец вышел и освободил душу мою... Было что рассказать святому отцу, было в чем покаяться.

Однако минуты через две-три возникло ощущение, что слова мои сокровенные улетали куда-то и терялись без эха под холодными сводами храма. Ощущение это усилилось, когда святой отец, на вид совсем молодой, но уже с заметной одышкой, сидевший, чуть развалясь, рядом на стуле, как-то безразлично, невпопад задал дважды один и тот же вопрос: «Как имя твое?» Но по имени ни разу не назвал. Потом спросил, есть ли дома икона и венчался ли я с женой? Получив, конечно же, отрицательные ответы, он опустил мне на голову накидку из тяжелой плотной ткани, перекрестил. Вот, собственно, и все.

Я встал, приложился к кресту, к Библии, поблагодарил и пошел к выходу из собора — голова моя шла кругом.

Покаяния не получилось, хотя грехи и отпущены. В Бога я верил всегда, в чем немалая заслуга моей бабушки, царство ей небесное... Вслух, правда, признаться в этом боялся. И в церковь не ходил, так из моего поколения никто не ходил. Жил как все — учился, работал. И комсомольцем был. Но когда привычная жизнь сломалась, закружилась, ожесточилась — задумался. Так ли жил? Не обманулся ли? И ощутил в себе тогда скверну бесову: непреодолимо стало желание исповедаться, уйти от прошлого...

С волнением, с ожиданием чуда ехал я на Валаам, в этот северный Афон Православия, ехал не с простыми туристами — с паломниками.

Сперва складывалось все как нельзя лучше. Из Ленинграда теплоход «Короленко», арендованный на сезон Подворьем Валаамского монастыря, отошел строго по расписанию. Моросил дождь, низкое пасмурное небо опускалось к самой Неве, но погода никого не смущала. Все собрались на верхней палубе и чего-то ждали.

Сколько было среди нас настоящих паломников? Сказать не берусь. Но человек пять-десять наверняка. С отрешенными, сосредоточенными лицами стояли они. Остальные шестьдесят — скорее зрители, заблудшие овцы вроде меня, ищущие своего пастыря.

Несколько же человек — рослые парни — попали на теплоход, как мне показалось сперва, случайно — ни в Бога, ни в дьявола они, похоже, не верили и никогда не поверят. Их пустые глаза говорили только о пустоте душ... Прости меня, Господи, не мне быть судьей, я всего лишь свидетель. И не более.