О чём молчала станица - Анатолий Егорович Агарков

Морозно в степи. В перелесках будто деревья греют, а на юру — совсем пропасть. Возницы наглухо укутаны в бараньи лохматые тулупы. Седоки на пяти санях жмутся друг к дружке, зарываются в сено, прикрываясь сверху дерюжками. На последних — четверо.

— Лопатин, озяб? — ткнулся к нему в самое лицо закоченевший Бондарев.

— Замёрз… аж до самых кишок! — прохрипел уныло Лопатин. — Приедем-то скоро али нет?

— Кто его знает, спросить надо приятеля-то. Эй, друг, — ткнул он в рыжую овчинную тушу, — жильё-то скоро ли будет?

— Примёрзли?

— Холодно, брат. Село-то скоро ли, спрашиваю?

— Станица, — поправил возница и сказал: — Вёрст семь надо быть, а то и двенадцать.

— Так делом-то сколько же?

— А столько же! — буркнул возница, тряхнув вожжами.

— Как ты станицу-то называл?

— Кичигинская будет…

Мужик деловито и строго скосил глаза на седоков, на торчащие из сена приклады винтовок, помолчал минуту и сообщил:

— Ничего, можно сказать, не останется — бор проедем, к ужину в Кичигинской, а в Увельскую с утра надо ехать.

— А сам ты как, из Николаевки? — выщупывал Бондарев.

— Из неё, откуда же ещё-то быть?

В тоне возницы послышалась словно обида: какого, дескать, чёрта пустое брехать — раз в Николаевке снаряжали сани в обоз, известно, и владельцы их оттуда.

— Ну, отчего же, дядя? Может и кичигинский ты? — возразил было Бондарев.

— Держи туже — кичигинский...

И возница как-то насмешливо чмокнул и без надобности заворошил торопливо вожжами.

— Чтой-то, дядя, у тебя лошадки заморенные, а как с хлебом вертаться будем, до железки дотянут ли? — подначивал неугомонный Бондарев.

— Это у меня-то заморенные? — вдруг обиделся возница и молодецки вскинул вожжами, с гиком пустил коней целиком, обгоняя растянувшийся обоз, только снег завихрил, запушил в лицо. — Эй, вы, черти! Н-но, родимые!.. Эге-гей! Нно-о!.. Соколики!

Мужика не узнать. Словно на скачках распалился он в заснеженном поле. И когда поутолив обиду, удержал разгорячившихся лошадок, повернул голову в высоком вороте, глухо заметил:

— Вот те и морёные.

— Лихо, брат, лихо, — порадовались его седоки.

Трофимову захотелось разузнать, как тут дела с Советами: крепки ли они, успешно ли работают.

— А чего ему не работать, известно… Вот у казаков, там другое…

— У казаков? — и Лопатин на живое слово о политике кинулся, как кошка на сырое мясо.

— Так, а что же, раньше в старшинах да сотниках ходили, а теперь в Советах сидять те же богатеи. Никаких перемен нету. Мы же с ними с девятьсот пятого не в ладах.