Московский завет - Михаил Сергеевич Строганов

Яркие всполохи пробежали змейкой по небу, размазали ночное марево, растекаясь по витражу разноцветными пятнами. Молния еще и еще раз перечеркнула ночную тьму и, не проронив грома, притаилась среди ветвей увядающего сада.

«Душно… словно в мертвецкой…» - Ростопчин спал с открытыми глазами, оттого еще больше напоминал выброшенную на берег большую рыбу, отчаянно хватавшую ртом спертый воздух спальни.

«Шли бы к чертям, сукины дети! - генерал-губернатор говорил во сне, вздрагивал при каждом слове, извивался, пытаясь зарыться в разбросанные по кровати подушки. – Нет на вас Павлуши!..»

Ростопчин в ярости прикусил язык, и алая струйка крови, окрасив губы, скользнула по подбородку и потекла по шее.

Генерал-губернатор поперхнулся, закашлялся и очнулся от мучительного забытья, в которое погрузился после известия о неожиданном оставлении Москвы. Он обтер вспотевшее лицо старомодным платком с расшитыми по краям золотыми вензелями и подхватил стоявший на полу кувшин с квасом. Дрожащими губами приложился к узкому горлышку, жадно сделал большой глоток, но тут же с отвращением отпрянул. Ядреный, настоянный на хреновом корне теплый квас не принес облегчения, а только обжег пересохшее горло, перехватил дух. Духота вновь отозвалась тошнотой и безнадежной ноющей болью в сердце.

«Прочь, прочь!» – Ростопчин махнул рукой, словно стряхивая мучавшую последние дни грудную жабу. Еще раз, осторожно, прислушиваясь к ноющему сердцу, вздохнул и ощупал грудь: боль и впрямь отпустила, растаяла под ложечкой. Зевнул, поднял глаза, чтобы перекреститься, но, не разглядев иконы, повторно зевнул и повалился в постель.

Поворочавшись четверть часа, поочередно проклиная Кутузова с Наполеоном, поднялся и, неловко запиная тапочек под кровать, босым на одну ногу направился к резному секретеру, в котором хранил сонную микстуру. Отсчитав сорок капель, выпил, поморщился, подошел к окну, с силою растворяя рамы с венецианскими витражами. В спальню ворвался дурманящий аромат увядающего цветника и разбросанной под окнами полыни – известного средства от сглаза и нечистых наветов.

Уравновешенный вид сада с широкими аллеями, балюстрадами и античными скульптурами окончательно успокоили генерал-губернатора, внушая незыблемость и непоколебимость окружающего мира. Вдалеке привычно поблескивал пруд, в недвижимых водах которого одиноко уснула брошенная лодка.

«Последняя ночь лета или первая осени? - Ростопчин понял, что потерял счет времени, и только небесные всполохи напоминали о предстоящем падении Москвы. – Зарницы как разгулялись! Нечистая ночь, воробьиная…»