Займы - Владимир Иванович Даль

– - А я к тебе, любезный Костромин. Послушай, душа моя, сделай милость, дай мне пятьдесят рублей до первого числа, очень нужно, ей-богу, то есть вот не на что овсеца купить верховому своему да сенца, нечем заплатить проклятому жиду, а он не дает покоя и уж два раза жаловался полковнику. Ей-богу, такая беда! Пожалуйста, не откажи.

Костромин стоял молча, не зная, что отвечать, он думал только про себя: "Что я за сума-дай пить и есть, что должен раскошеливаться каждый раз, когда кто-нибудь в полку проиграется или беспутно прокутит жалованье свое и после ходит, грызет ногти и ищет дурака?.."

– - Ну, послушай же,-- продолжал первый,-- дай хоть сорок, хоть, наконец, тридцать пять: ей-богу, до зарезу нужно…

– - А подумаешь ли ты о том, что их надобно отдать? -- спросил, задумавшись, Костромин.

Товарищ очень обиделся этим вопросом, спросил в свою очередь, за какого подлеца тот его принимает, призывал в поруки честь свою, благородное слово, опять упрекнул Костромина за крайне обидное, неприличное слово и опять, надув несколько губы и покраснев в лице, стал божиться и заклинаться и спрашивать настойчиво:

– - Да неужто ж ты мне не веришь? Так после этого ты сам стоишь того, чтоб тебя обругать… За кого ж ты меня принимаешь?

Костромин достал деньги, отдал их молча, и товарищ отправился, сказав несколько сухо и с расстроенным видом:

– - Спасибо, непременно отдам.

Оставшись один, Костромин горько улыбнулся. "Экой я казначей! -- сказал он, покачав головой.-- И откуда только берется такая судьба человека, как моя? Доходов, кроме жалованья, ни одного гроша, коли от трети до трети есть остаточки да маленький запасец, накопленный в несколько лет, то это не оттого, конечно, чтоб я получал более других, а оттого только, что я не пью, в карты не играю, беспутно ничего не проживаю… За что же мне вечно оплачивать глупости других? За что же тот, кто бесстыднее и наглее, проживает чужое? У нас есть так называемые богачи, которые получают из дому вдвое и втрое против жалованья, один даже вдесятеро более, но никому и в голову не придет идти к ним за деньгами, они от этих докук свободны, напротив, они-то первые обирают нашего брата-бедняка, и у них-то память на это дело всегда короче. Попытайтесь напомнить им о должке, если только это не карточный долг, и они готовы стреляться с вами за эту обиду. Взято, так взято, а благородство дворянина и особенно честь офицера требуют, чтоб несчастный заимодавец, дурак этот, раболепно молчал или товарищески прикусил язык и не поминал старого, а припасал на случай нужды новое… Ведь не о деньгах речь, а об этой подлости людей, которые хотят слыть примером честности и благородства!"