Не люблю шантажистов - Алан Александр Милн

Мистер Седрик Уотерстон (партнер юридической фирмы «Уотерстон и Ривз, солиситоры») полный, моложавый мужчина лет сорока, сидел за рабочим столом и вязал. Он, конечно, не был в этом деле мастером, но тем, что умеет вязать, он очень гордился. Этому ремеслу он выучился в плену. Попал он туда после того, как в 1917 году, едва ли не в первый день на фронте, забрел в немецкую траншею. И пусть это может показаться странным, но по прошествии многих лет то, что он побывал в плену, стало льстить его самолюбию. Ему нравилось произносить фразы, начинавшиеся так: «Помнится, когда я был в лагере для военнопленных в Хольцминдене…» И слова эти, как вы понимаете, он приставлял ко многим предложениям. Когда секретарь доложила о приходе клиента, мистер Уотерстон убрал клубок, спицы и недовязанный носок в левый верхний ящик, запер его, вытащив из правого кармана ключи, опустил связку в карман и обеими руками пригладил волосы, дожидаясь появления посетителя.

— Сэр Вернон Филмер.

Мистер Уотерстон поднялся из-за стола, чтобы пожать руку одному из своих важных клиентов. Он собирался пожать ему руку и при расставании. Мистер Уотерстон вообще любил пожимать руки.

— Рад видеть вас, сэр Вернон. Вы не так часто доставляете нам удовольствие своим посещением. Надеюсь, вас привела сюда не какая-нибудь неприятность?

На лице сэра Вернона, высокого, светловолосого, неприветливого, со светло-синими глазами, длинным носом и маленьким тонкогубым ртом, явно не выражалась радость от встречи с мистером Уотерстоном. Он относился к тем политикам, которые всегда оказывались тут как тут, когда раздавались министерские посты. Если бы в канун Нового года предполагалось произвести в рыцарское достоинство десять человек по категории «общественное служение» и девять кандидатур уже были бы определены, то при выборе десятой всенепременно всплыла бы его фамилия. При попытке перечислить достоинства, дающие Вернону Филмеру право получить звание рыцаря или пост министра, могли возникнуть определенные затруднения, а вот назвать причину, по которой он не заслуживал первого либо второго, просто не представлялось возможным. В политике такие люди могли далеко пойти.

— Сигарету?

Сэр Вернон отмахнулся. А вот мистер Уотерстон закурил, откинулся на спинку кресла и не забыл сомкнуть подушечки пальцев, прежде чем спросить:

— Так что случилось?

— Меня шантажируют.

— Дорогой мой, дорогой мой, нам следует с этим покончить, — заговорил мистер Уотерстон с преувеличенным спокойствием, за которым и скрывал большую часть эмоций. В том числе и удивление, но прежде всего — неприязнь к политикам.