Она была рыжая. Совершенно. Даже глаза были рыжими, и губы отливали каким-то рыжим оттенком, крупные, частые веснушки тоже были ярко-рыжими, поэтому казалось, что все ее лицо выкрасили рыжим фламастером. В солнечный день, когда она шла по улице, от каждой веснушки разлетались в разные стороны рыжие лучики, а над головой стояло рыжее сияние от ярких волос. Люди испуганно отшатывались, настолько это было необычно.
Однажды на улице какой-то парень обернулся и, поглядев на ее веснушчатое лицо, сказал, сплюнув в сердцах:
— Тьфу, мухами засиженная!..
Она расстроилась. А мама сказала, что с этого времени у нее начал развиваться комплекс неполноценности. Она чувствовала себя ужасно несчастной.
Как-то раз, поднимаясь в школе по лестнице, она натолкнулась на Ваську-Бритву из 10-го «А». Это был огромный детина, очень острый на язык, за что и получил прозвище.
Васька галантно поклонился и пропустив ее, сказал:
— Почет и уважение краснолицей сестре моей.
А она даже не могла ничего возразить, потому что все это было правдой. Родители то и дело вздыхали:
— В кого это ты такая уродилась?
Оба они были темными шатенами. Ей казалось, что даже их пес, красавец дог, неодобрительно покачивает своей черной, смоляной головой, когда она смотрится в зеркало.
Как-то раз, сидя со своей лучшей подружкой Машкой на скамейке в саду, она размечталась:
— Вот кончу школу и в тот же день пойду и перекрашусь в черный цвет.
— Прямо на выпускной вечер? — спросила любопытная и дотошная Машка.
— Да,— обрадовалась она,—прямо на выпускной вечер! Представляешь?!
— Не-а,— ответила Машка,— волосы черные, а сама вся в веснушках?
— Ну и что! — возразила она.—Ты знаешь, есть такой веснушковыводитель. Изобретение двадцатого века.
— Ага,— сказала Машка,—значит, если бы ты жила в девятнадцатом веке, то так бы и ходила в веснушках?
— Ну, нет, конечно...— замялась она.
— Ты что, думаешь, в девятнадцатом веке веснушек не было? Еще какие были — во! — И Машка согнула пальцы в кругляшку величиной с пятак.
— Ты, главное, не огорчайся. Ну, веснушки. Ну, рыжая. А у одной моей знакомой девочки о-о-о-огромный нос, с огромными ноздрями. Так она спит с прищепкой для белья на носу. И не так уж и огорчается.
— Нос-то ладно,— вздохнула она,— а вот рыжей как?
— Да, рыжей плохо,— сдалась Машка.
Но вот однажды мамина подруга привела к ним в гости своего сына, малахольного математика, по маминому выражению. Малахольный математик пришел, сел в кресло и сразу как-то весь ушел в него, она видела почему-то одни только большие серые глаза. Малахольный математик, который был на год старше ее, оказался, к ее удивлению, довольно-таки красивым. Она пыталась развлекать его, чем могла, но он только молчал, уставясь на нее неморгающими глазищами. Она ходила вокруг него и рассказывала о том, как было здорово летом на юге.
