1997 год для меня стал годом уничтожения собственных черновиков.
Так получилось, что я начал писать и публиковаться раньше, чем сам это предполагал, и раньше, чем был готов к этому. Слишком резкий поворот произошел в религиозной жизни России в начале 90-х годов, и слишком медленно реагировали на происходящие перемены церковные издания и церковные писатели. На себе я убедился в истинности наблюдения, утверждающего, что каждый пишет ту книгу, которую хотел бы просто прочитать. Отсутствие современных апологетических публикаций, с одной стороны, и невероятное количество лжи о православии, с другой, понудили меня взяться за перо.
К обычной, давно привычной и тогда еще не стихнувшей атеистической антиправославной полемике в те годы прибавились новые голоса: и сторонников "общечеловеческих ценностей", полагающих, будто именно православные монахи мешают им стать банкирами, и быстро набирающих силу оккультных пропагандистов, и новых русских протестантов, в одночасье воспитанных иностранными миссионерами.
Со стороны церковных публицистов и богословов старшего поколения не было слышно публичных ответов на эти нападки на православие. И тогда я вспомнил слова Антона Чехова: "Есть большие собаки и есть маленькие собаки, но маленькие не должны смущаться существованием больших: все обязаны лаять, — и лаять тем голосом, какой Господь Бог дал" (Цит. по: Бунин И. А. О Чехове // Собрание сочинений. М., 1967. Т. 9. С.185.).
Мои статьи начали появляться в газетах, затем в журналах, наконец они стали собираться в книги. Те отклики, которые мне доводилось слышать, показывали, что несмотря на всё несовершенство этих книг, многим людям они все же принесли пользу. Их тиражи и допечатки быстро разошлись. Но когда сейчас вновь стали поступать предложения об их переиздании, оказалось, что просто так это сделать невозможно. Их нужно слишком серьезно менять. Я отказываюсь признать эти книги своими, то есть выражающими мое сегодняшнее отношение к обсуждаемым в них проблемам.
В Московской Духовной Академии моим любимым преподавателем был профессор Алексей Ильич Осипов. Человек глубоко православный и потому наделенный удивительной внутренней свободой, он не прочь иронично отнестись к самому себе и к своему профессорскому достоинству. Чтобы не прилагать к нему слишком обязывающее слово "юродство", я скажу иначе: порой он может поступить так, как не позволяют поступать нормы православного этикета. Так вот, однажды на перемене я подошел к Алексею Ильичу с вопросом по поводу одного из тезисов его учебника "Основное богословие". Мой вопрос, однако, был встречен совершенно неожиданно: "А почему Вы с этим вопросом обратились именно ко мне?" — "Ну как же, — говорю, — Алексей Ильич, это же Ваш учебник!" — "Помилуйте, да с чего Вы это взяли?". Ошеломленно показываю ему титульный лист: "Да вот здесь же написано!" — "Ну нет, извините, здесь как раз написано, что автор совсем другой человек". — "Как так?" — "Читайте внимательно: видите, как написано — "доцент А. И. Осипов". А я кто? — профессор А. И. Осипов. Так что это не мой учебник".
