— Сашка! Вот это да! Заходи, рад тебя видеть. Как ты сюда попал, где сторож?
— Я его убил.
— Что?!
Сашка вошёл, отодвинув меня плечом, и захлопнул дверь.
— Чего слышал. А я так и знал, что застану тебя в твоём музейчике, — радостно добавил он. — У тебя пиво нигде не заначено?
— Погоди ты, что со сторожем?
— Убил, тебе говорят. — Он помахал в воздухе пистолетом, — Не мелочись, Анненков, скоро — куда ни глянь, одни мертвецы будут. Миллиардов эдак восемь. Не слабо, да? А ты из-за какого-то старикана, которому давно пора, шум подымаешь, — он сощурился и продолжил тараторить: — И вообще: не ценишь момент, зараза. Я к тебе пришёл в такой день. Заметь: мог остаться дома, жрать икру, на жену любоваться. А я — навестить друга.
Мы стояли в освещённом вечерним солнцем холле Новопушкинского музея. Я пришёл сюда ещё позавчера по рабочему пропуску. Возможно, в последний раз. Редкая удача в такие дни налюбоваться вдоволь на лучшую живопись. После парижского наводнения 2030 года и финансовых проблем галерей Уффици наше собрание подлинников стало самым впечатляющим, и, наверное, самым крупным на всём свете. Что, впрочем, сегодня мало кого беспокоило.
— Давно ты здесь сидишь? — осведомился Сашка, оглядывая одну из древних статуй, выставленных в холле.
— Третий день. Кстати, веришь ли, но больше никто не заходил.
— И правильно: кому это всё нужно? — заявил Сашка таким тоном, будто бы оплевал разом все стены. — На живопись твою смотреть. Сейчас, друг мой, все заняты самыми подобающими и естественными занятиями — жрут водку и портят девок.
Я поморщился.
— Сань, проблемы с экологией и дурацкая паника — ещё не повод стрелять во всех подряд.
— Опять он заладил, — вздохнул Сашка, — не с экологией проблемы, а у тебя с головой. Будто не понимаешь, что нашему миру пришёл кирдык. Слушай, пить хочу страшно.
— Что, кровью сторожа не напился?
Сашка сдвинул брови и одарил меня взглядом, за которым обычно следовала фраза «Ну и идиот же ты, Анненков», но промолчал.
Вздохнув, я зашагал к своему кабинету, где имелось вожделенное пиво, причём достаточно холодное, чтобы осчастливить Сашку. Интересно, может ли быть счастлив человек, уверенный, что человечество доживает последние дни?
— Сань, ты счастлив?
— Не язви, мне не доставляет удовольствия убивать людей.
— Да я не о том. Ты… вообще счастлив сейчас? Ну, чисто по-человечески?
— Хм… — на долю секунды он задумался.
— Вот смотрю на твою гнусную интеллигентскую рожу и становлюсь совершенно счастливым, — радостно доложил он. — Нет, Анненков, согласись, это пошло — приходить умирать к картинам. Неужто не смог найти менее пафосного занятия? Стёкла, что ли, побить. Мой сосед, например, за три дня расстрелял из охотничьего дробовика семь «Мерседесов». Причём, все белые.
