Глубокий рейд. Записки танкиста - Владимир Николаевич Максаков

Я открыл глаза и, еще не понимая, что могло меня разбудить, сел на стоявшую рядом с кроватью скамейку. Из соседней комнаты доносился голос моего водителя, старшины Закирова. Он с кем-то ругался. Временами через плотно прикрытую дверь слышался лишь сдержанный шепот, но чаще вспыльчивый старшина не выдерживал и резко повышал тон.

По-русски Закиров говорил неважно, особенно, когда волновался или был рассержен. Вот и теперь, около самой двери в мою комнату, он отчитывал кого-то на своем замысловатом языке:

— Мы уже говорил вам один раз — будь любезна, не лезь, не можем пускать. Понимать нада, что говорят.

— Я все понимаю, старшина, и сочувствую, но ведь меня послали звать его не на гулянку, а к командиру бригады, — спокойно, с легкой хрипотцой в голосе возражал пришедший. — Наш комбриг понапрасну в полночь людей тревожить не будет. А раз вызывает к себе, машину прислал, значит того требует обстановка.

— Какой-такой обстановка? Командир один сутка не спал, другой сутка воевал, ему отдыхать нада. А ты — обстановка! Обстановка приказал спать! После говорить можна. Садись, чай кушать будем, — переходил на шепот Закиров. — Водка пить будем. Полчаса кушаим — командир спит. Потом — будить станем.

Но посыльный не поддавался на уловку Закирова и уже официальным тоном потребовал:

— Прошу, товарищ старшина, разбудить старшего лейтенанта. Приказано через час быть в штабе бригады.

Я уже понял, в чем дело, и начал быстро одеваться, продолжая прислушиваться к «дружеской» беседе в соседней комнате. Закиров стал кипятиться и резко повысил тон.

— Вы кто есть? — Сержант! Мы кто есть? — Старшина! Зачем махаешь перчаткам перед нашим носом? Устав не знаем? За нарушений строевым ходить заставлю! На улицу, шагом арш!

Видя, что дело принимает серьезный оборот, я захватил планшет с картами и поспешил на выручку к посыльному. Сержант доложил, что комбриг срочно вызывает меня в штаб бригады и машина ожидает во дворе.

Страшно болела голова. Глаза слипались, но нужно было ехать. Закиров, продолжая недовольно бурчать себе под нос, грозно посматривал на посыльного и вслед за нами вышел во двор. Мы с сержантом сели в машину и тронулись по заснеженной, разбитой гусеницами танков и колесами орудий фронтовой дороге.

— Сердитый у вас ординарец, — оказал сержант.

— Да какой же он ординарец, — возразил я. — Это механик-водитель моего танка. И какой водитель! Мы с ним давно вместе воюем, во многих боях побывали, привыкли друг к другу. Он чудесный товарищ, — прибавил я, чтобы сгладить плохое впечатление, произведенное Закировым на сержанта. — Двое суток мы с ним глаз не смыкали, меня будить не дает, а самому, небось, ох как спать хочется. Он обо всех так заботится. Не раз и меня, и товарищей выручал в трудные минуты. Хороший, опытный танкист. Машину свою любит, понимает каждую ее жалобу, каждый каприз.