Прекрасная монашка - Барбара Картленд

Карета остановилась, и через секунду лакей уже открывал дверцу. Но прежде чем с его губ слетело первое слово, из глубины экипажа раздался отрывистый и повелительный голос герцога Мелинкортского:

— Почему остановились?

— Ваша светлость, захромала одна из передних лошадей в нашей упряжке.

— Немедленно замените ее на одну из тех, на которых едут сопровождающие.

— Слушаюсь, ваша светлость.

Лакей уже готов был броситься исполнять приказание, когда новое распоряжение герцога остановило его.

— Опустите ступеньки.

Слуга тут же выполнил приказание; герцог вышел из кареты.

Был тихий летний вечер, лишь слабое дуновение легкого ветерка уносило зной уходящего дня. Солнце уже почти скрылось за горизонтом, сумерки постепенно уступали место ночи, а над верхушками деревьев, растущих вдоль дороги, заблестели в темнеющем небе первые вечерние звезды.

В поведении кучера и форейторов, торопившихся освободить захромавшую переднюю лошадь из постромков, ощущались необычная суетливость и стремление как можно быстрее закончить работу. Как только герцогом отдавалось какое-либо распоряжение, оно немедленно исполнялось с тщательностью и быстротой, которые явно обнаруживали искусность и дисциплинированность его людей.

Его светлость бросил взгляд на лошадей. Он был тонким знатоком, а та упряжка, которая везла его карету сейчас, была не только подобрана со знанием дела, но к тому же великолепна: арабские лошади были вычищены до блеска, длинные гривы и хвосты расчесаны с большой тщательностью.

Лошади герцога Мелинкортского были лишь частью общей картины. Темно-синяя карета, с гербом герцога на дверцах, отполированные до блеска фонари и упряжь, ливреи слуг синего и серебристого цветов, напудренные парики под черными, с кокардами шляпами кучера и форейторов — все вызывало изумление и восхищение.

В этот момент опытные руки главного кучера его светлости ощупывали больную ногу у лошади, которая захромала, но герцог не поинтересовался у него о случившемся. Вместо этого он отвернулся от красочной кавалькады, а затем углубился в росший неподалеку лес.

В расшитом камзоле из светло-вишневого бархата и жилете с бриллиантовыми пуговицами герцог был весьма колоритной фигурой, когда широким шагом прошествовал от ярко горевших фонарей кареты в тень деревьев.

Лишь немного удалившись от суматохи, устроенной слугами, герцог обернулся и взглянул на дорогу в том направлении, откуда они прибыли, удивляясь, что же могло случиться с остальными экипажами из его кортежа.