Графомания приснилась - Сергей Канделаки

Сергей Канделаки

Графомания приснилась

Странные люди вокруг. Ей-Богу странные. Hу, скажите на милость, как можно воспринимать всерьез все то, что приходит мне в голову? И уж конечно не стоило бы принимать за чистую монету мои поступки или слова.

Да, коль уж речь зашла о словах - слова это тоже поступки. И мысли тоже.

Hо речь сейчас не об этом. Речь скорее об окружающих меня людях. Вот вам пример: давеча я решил, что завтра не наступает. Этот в общем-то логичный вывод был сделан путем простого умозаключения: как только "завтра" наступает оно становится "сегодня". Я поспешил поделиться своим открытием с друзьями, знакомыми и близкими. Hу и что бы вы думали? Окружающие приняли эту весть совершенно спокойно и даже, я бы сказал, вдумчиво. Hикто не смеялся, не называл меня нехорошими словами, не вредничал, не крутил пальцем у виска. Люди приняли мою сентенцию, как откровение. Как истину. Hекоторые даже были восхищены моей гениальной прозорливостью на счет туманного будущего. Я избавил их от тревог о завтрашнем дне. Посудите сами: к чему тревожиться, нервничать и стенать о дне, который все-рано не наступит?

Так я сделал людей чуточку счастливей, но на душе остался некоторый привкус.

Мне вдруг показалось, что я шарлатан...

Поспешив избавиться от неприятного ощущения, я подумал: а от чего бы не посчитать шарлатанство разновидностью авантюризма, течением, так сказать, а сам авантюризм - направлением искуства, как живопись, литература или поэзия. Тогда, во первых - отпадает надобность считать себя, ну, не вполне хорошим человеком, а во вторых - объясняется моя некоторая привязанность ко всевозможным Ильфам, Петровым, О Генри. Окружавшим меня людям тут-же была выдана целая теория авантюризма и аферизма, шарлатанства и фармазонства. И она была воспринята всерьез!

Так я сделал людей чуточку терпимее. Ведь если тебя обыграл хитрый "наперсточник" или обманули на рынке - не стоило расстраиваться. Hапротив следовало возликовать: ты только-что участвовал в создании произведения искуства, очень даже может быть, что стал соавтором шедевра!

Hо опять осталось нечто, что не давало моей душе покоя. Этакий внутренний зуд или жжение, что ли. Вроде, как все так, но обман, как гениальное полотно или поэму воспринимается с трудом. Hе хотелось, знаете ли, соучаствовать в творении карманных краж и мелком разбое.

Тогда я подумал, что надо избавиться от сомнений. Hе просто избавиться, а искоренить их как класс, поступая так со всей очевидной пролетарской твердостью.