Яков Ильич Мягкий, несмотря на свою фамилию, был человеком чрезвычайно решительным, волевым, целеустремлённым. Вот только не везло ему постоянно, и всё тут.
Вроде и работает, и старается; а деньги всё на мелочи какие-то уходит; всё он их куда-то ни туда вкладывает, и от этого бедный, бедненький совсем Яков Ильич Мягкий.
Вроде и с виду — красавец мужчина — нос орлиный, и сам чернобровый, статный; ну разве что суховат немножко, но разве ж это повод, чтоб девушки его сторонились, да что там — прямо-таки бегали от него, словно от пугала?
Ну, не везло Якову Ильичу Мягкому, и всё тут! Даже и еду не мог приготовить; всё подгорало, всё получалось тошнотворно невкусным.
***
И вдруг Якову Ильичу подфартило. Познакомился он с девицей. Да с какой девицей — блондиночка, фигура, словно у фотомодели, а зовут Алла Неблоха.
Они познакомились просто так, на улочке. Шёл Яков Мягкий и увидел, как девушка сумочку уронила, ну он сумочку и поднял, девушке преподнёс. Тут и узнал, что девушку Аллой величают. Слово за слово, тут и разговорчик у них склеился, и пригласил Яков Ильич Аллочку Неблоху к себе в гости. Аллочка неожиданно согласилась.
Перешагнула порог, скептически оглядела бедняцкое жилище Мягкого, и сказала:
— Грязно у вас, не прибрано. Женщину вам, Яков Ильич, надобно. Жёнушку, так сказать…
Тут Яков Ильич вспотел и дрожащим голосом заявил:
— Так от меня все девушки бегают. И, извините, за откровенность, у меня даже ни разу ни одной девушки не было (и, это, кстати, была чистая правда). Вот Вы, Аллочка, может, согласитесь со мной разделить…
Тут Алла подошла к жесткой, покрытой дурно пахнущими желтоватыми пятнами кровати Якова Ильича Мягкого, склонилась над ней, вдруг взвизгнула, и отпрыгнула.
— Что с вами, останьтесь, пожалуйста! — заплакал Яков Ильич Мягкий.
— Думала я с вами переспать, да у вас по кровати блохи ползают! — визгливым, наглым голосочком заявила Алла Неблоха.
— Ну, пожалуйста! — рухнул на колени гражданин Мягкий.
— А пошли вы на…! — бросила Аллочка, хлопнула дверью и убежала.
***
В тот роковой вечер Яков Мягкий влюбился в Аллочку Неблоху. Ведь она была первой девицей переступившей порог его холостяцкого жилища, вот он и навоображал себе невесть чего. Аллочка для него стала святой, ангелом, божеством; и, если бы продавались иконки с её наглым, напомаженным личиком, так он бы таких иконок целый короб себе прикупил, да и молился бы, чтоб вернулась.
А вот кровать свою Яков Мягкий прямо-таки возненавидел. Он купил пилу, и долго, и с огромным наслаждением эту кровать распиливал. Получились груды шевелящейся от блох мишуры. Всё это он собрал в огромные мешки, вынес во двор и торжественно сжёг (за что был оштрафован пьяным дворником Иваном Пропойко).
