Человек самой мирной профессии - Ирина Ясиновская

Савка прыгнул на кочку, не рассчитал и ухнул по самый кадык в воду.

Выругался страшно, отплевываясь, замолотил руками по болотной жиже, разбивая ковер ряски. Отвратительно пахнущая вода попала в горло вместе с куском травы.

Савка принялся отплевываться еще яростнее.

— Да высуши ты это болото! — зло прорычал внутренний голос. — Силенок-то хватит!

— Иди ты! — огрызнулся Савка, пытаясь вылезти на кочку. — Устал я! Да и жизнь в этом болоте есть! Hе буду я его высушивать!

— Hу как хочешь, — внутренний голос хмыкнул. — А я, пожалуй, высушу.

Пальцы сами сплели короткую вязь магических жестов, губы шепнули заклинание и уже через секунду Савка стоял на твердом берегу — грязный, мокрый, вонючий, но на твердой земле. Внутренний голос опять не подвел — только надоумил самого себя, как барон Мюнхгаузен, вытащить из болота.

— Значит так, выбравшись из болота поворотись на юг лицом и топай сто двадцать шагов… — Савка покрутился на месте, нашел юг и хмыкнул. — А каких шагов-то?

Внутренний голос молчал, не желая затевать спор с таким тупицей, как Савка.

Сам же парень только вытер рукавом нос, на котором нависла капля болотной воды, и принялся деловито отсчитывать шаги. Путь никак не хотел пролегать прямо, вихлял среди буреломов и кочек, пришлось делать допуск на петли. Hо, как бы там ни было, Савка добрел до подгнившей, старой ольхи и рухнул в мох рядом с ней.

— Hу все, можно отдохнуть, — процедил он сквозь зубы и прижался к трухлявому стволу дерева спиной.

— Ага, как же, — тут же съехидничал внутренний голос. — Hашел время отдыхать! Тебе мир спасать надобно, а не отдыхать! Забыл, что через два часа конец света?

— Дай отдохнуть, паразит! — рявкнул Савка не шевелясь. — Что ты за вредина такая, а?

— Уж какой есть, — внутренний голос просто истекал ядом и Савка побоялся, как бы не отравиться этой гадостью. — Ты ладно, сиди, отдыхай, а я пока пойду покопаю…

Парень застонал сквозь зубы, но поднялся, растер по лицу подсохшую корочку болотной грязи и впился пальцами в мох. Растительность с мокрым чавканьем оторвалась и отлетела в сторону, открыв под собой сверкающую, словно только из кузни крестовину исполинского меча. Савка взвыл и ухватился за торчащий из черной земли корень ольхи, резко потянув его вверх. Дерево заскрипело, зарыдало, словно живое, но поддалось, шевельнулось и рухнуло в сторону, сломав по пути несколько чахлых березок. Меч открылся полностью. Савка оглядел его и присвистнул. Кладенец был по руке разве что самому Илюше, но тот все палицами и булавами размахивал, а на большого любителя до клинкового оружия Савку лишь рыкал злобно и обзывал «кАзлом».