На дорогах и дворах весело горланили куры и гуси, придя в весеннее возбуждение. На бельевых веревках и штакетных заборчиках провяливались на апрельском солнце старорежимные постельные принадлежности. Здесь, на самой городской окраине, среди рядов низкорослых двухэтажных домиков, перемежаемых многочисленными деревянными сарайчиками, сельский уклад был неистребим.
И в этот прекрасный день в малометражной квартирке тетки Феоктиньи Рационализатор с рулеткой у рта и пеной на губах доказывал хозяйке, что не может ни при каких условиях шкаф-купе поместиться в маленькой нише.
— Старая твоя башка, — в сердцах объяснял Рационализатор, — шкаф-купе устроен так, что дверь открывается вбок, по пазам. А у тебя куда он будет открываться? Смотри, ведь в стенку упирается. Давай смастерю хорошие полки, а тут ты шторку повесишь?
Феоктинья лишь поджимала тонкие губы, отчего усики на ее верхней губе становились похожими на гусарские. Наконец она укоризненно сказала:
— А вот Волковым ты сделал…
— Дурина! Ты хоть была у тех Волковых? Да у них один сортир больше твоего зала!
Свернув рулетку, Рационализатор вышел на улицу, продолжая вполголоса ругать упертую бабку. Среди окрестных жителей он пользовался славой народного умельца, и очень дорожил своей репутацией. Уйдя на пенсию, он смог в полной мере отдаться своей изобретательской страсти. Да и руки привычно просили работы, и приработок был кстати. Он и на пенсию ушел не потому, что здоровье оставляло желать лучшего, или же его попросили освободить место для молодых. Нет. Мог бы и дальше трудиться. Работа была, был почет, приличная зарплата.
Ушел он потому, что его предложения и изобретения все больше не совпадали с общей линией на производство дешевого одноразового товара. Технология поступала вместе с оборудованием, инструментами и стандартами, и что-либо улучшить в ней Рационализатор уже не мог. То есть мог, но — ценой изменения либо качества товара, либо иных его свойств. А такие его рацпредложения почему-то всегда оказывались неприемлемыми.
Душа тянулась к новому, нестандартному, оригинальному. Чем труднее задание, тем интереснее работать. Недаром его изделия всегда были добротными, прочными, и шли нарасхват. Вот и сейчас, вернувшись домой и перекусив, чем послал Бог и частная торговля, он не мог заставить себя не думать о чертовом шкафу. Точнее, мысль жила в нем самостоятельной жизнью, ускользая от сознания.
После обеда он не выдержал и потянулся к бумаге. Что-то долго чертил, беззвучно шевеля при этом губами. Потом пошел в мастерскую, расположенную в сарае, и провозился там до позднего вечера. Утром, не особо скрывая самодовольства, заглянул к Феоктинье.
