Между строк - Януш Вишневский, Малгожата Домагалик

Варшава, воскресенье, январь

Януш,

мы ведь больше не собирались писать друг другу. Не должно было быть электронных писем, собранных в книгу, и вот, пожалуйста, — никакой последовательности. Мы снова начинаем переписываться. Что ж, здравствуй! Может быть, на этот раз в нашей переписке будет меньше о политике и больше о любви, потому что первой люди уже сыты по горло, а что касается той, второй, то всегда остается надежда, что рано или поздно она наконец-то появится. Счастливая любовь. Хотя ты, как известно, не даешь ей почти никаких шансов на долговечность, разве только иногда, совершенно неожиданно, а исключение лишь подтверждает правило.

Три дня назад я была на премьере спектакля «Райские яблоки» в Театре «Полония» Кристины Янды[1], в шестьдесят девятую годовщину рождения Владимира Высоцкого. В зрительном зале сидели Вайда[2] и Ольбрыхский[3], о которых Высоцкий писал, а на сцене — жизнь гениального барда, переплетенная с историей и любовью к Марине Влади. Полная страстей, очень непростая жизнь. Неужели чувства, о которых мы помним всю жизнь, должны иметь такую высокую температуру? Вместо того чтобы согревать, они обжигают. Страшно об этом думать. С другой стороны, наше воображение всегда сильнее поражает какая-нибудь любовная драма, чем happy end[4]. К тому же разве каждому из нас хотя бы раз в жизни не казалось, что наша история любви напоминает историю Ромео и Джульетты… То родителям что-то не нравилось, то мы, по мнению других, были не готовы к чувствам или же сами были их недостойны…

С уважением,

М.

P. S. Пользуясь случаем, я хотела бы прояснить одну вещь. Эта книга не является маркетинговым ходом, так же как и предыдущая. Никто нас ни к чему не склонял и не принуждал. Это произошло само собой.

Франкфурт-на-Майне, вечер

Малгожата,

ты думаешь, что это будет вторая часть? Допустим, вторая, вот только чего? Книги? Нашей встречи? Нашего разговора? Я, хоть и понимал, что мы позволим читателям «просмотреть» наши письма, писал их отнюдь не с осознанием, что у нас с тобой своего рода срежиссированный диалог. Потому что в каждом из своих мейлов, позднее опубликованных в «188 днях и ночах», я с первой же фразы моментально забывал о том, что адресую письма многочисленным читателям. Я писал их только тебе. Впрочем, и себе тоже. Каждый разговор для меня прежде всего — встреча с самим собой. Если бы мне не хотелось сказать что-то самому себе, я бы этого не сказал никому другому. Какой бы интересной ни была для человека его собственная личность, он всегда наткнется на границы самопознания. А чтобы преодолеть эти границы, надо, по-моему, произвести самооценку. Это требует смелости. Смелости требует и разговор с другим человеком, но это смелость другого рода, когда мы подставляем себя под оценивающий взгляд собеседника. Даже если разговор сводится к банальному флирту, этакой угадайке, игре в чтение мыслей, флирт тоже представляет интерес, потому что заставляет задуматься и понять, почему другие говорят именно то, что они говорят. У многих нет ни желания, ни решимости подвергнуть себя такой оценке. И тогда одни идут к психотерапевту, а другие заводят длинный разговор с самим собой, такой вечный монолог. Именно это последнее сильно поразило меня по приезде в Германию: я увидел на улицах людей, громко разговаривающих сами с собой. А для немцев это было в порядке вещей…