Новенький - Уильям Сатклифф

Как и наши преподы, священник не замечал, что школу давным-давно оккупировали евреи и азиаты. Весь из себя жизнерадостный англичанин – христиане таких считают сильными личностями, а мы, евреи, предпочитаем называть ослами.

По пятницам все мы должны были выслушивать его проповеди, источником которых служил бесконечный унылый репертуар анекдотов о его пребывании в приходе того или иного графства – не в Лондоне. Во всех этих анекдотах фигурировал один и тот же жалкий состав эксцентричных английских бабусь. И декорации, и персонажи публике были безразличны: большинство из нас почти не выезжали дальше М25[1], а наши бабуси эксцентричностью не отличались и жили в основном за границей. Слушая священника, директор разыгрывал свой обычный спектакль «сбежавший вибратор в недрах жопы» – тряс жирной рожей, пока не багровел от безумного веселья, а остальные ковыряли в носу и пялились в потолок.

В общем, неудивительно, что во время факультативных служб по средам все, кто мог предъявить хоть наперсток неанглийской крови, держали курс к хаосу еврейских собраний в классном корпусе. Одному потоку выделяли два смежных кабинета, и в каждом два-три шестиклассника[2] проводили свои собрания, на которых еженедельно разбирали разные аспекты иудаизма. За всей этой чудовищной системой надзирал изможденный доктор Купер с кафедры физики. Он рысью передвигался вдоль десятка дверей и совал голову в каждую, желая удостовериться, что обсуждаются вопросы религиозного свойства.

На самых скучных собраниях мы убеждали доктора Купера, что благосостояние футбольной команды «Тоттенхэм» – важнейший фактор статуса современного еврея в сегодняшнем Лондоне. «Но, сэр! Что толку от Ходила? Он же облажался. А Клайв Аллен только зря место занимает, пока ему нет приличной поддержки в центре. Для еврейского самоуважения крайне существенно выдвинуть из резервов игрока класса Мэббатта».

Но если собрание вел болтливый шестиклассник, уговаривать доктора Купера уже не требовалось. Можно было обсуждать что в голову взбредет, одним глазом кося на дверь. Малейшее ее движение – и в теологических рассуждениях происходил мгновенный скачок. Когда я перешел в шестой класс, мне больше всего нравилось произносить именно такие речи. Если умеешь рассмешить, мелюзга тебя боготворит и сойдешь за человека с безграничным опытом.

Я обычно прочитывал первые главы биографий богачей и знаменитостей, а затем выдавал их детские сексуальные переживания за свои. Особенно хороша была история про Кёрка Дугласа – с замужней женщиной, лестницей и щипцами для завивки. Я использовал ее несколько раз, предваряя вкрадчивым вступлением «ни за что не догадаетесь, что со мной случилось в выходные». Чтение было важным элементом изысканий, поскольку тринадцатилетние красавчики, похоже, знали о сексе больше меня.