На полрупии - Разипурам Кришнасвами Нарайан

Сабайя торговал рисом возле рыночных ворот. Его лавку загромождали корзины, в которых можно было найти все разновидности риса: от грубого, как щебень, до первосортного, с зернами белыми, словно жасмин, и тоненькими, как иголочки. В лавке было темно и душно, но Сабайя даже мысли не допускал, что на земле есть место лучше этого. Здесь каждая пядь была ему дорога. Он упивался запахом джутовых мешков, запахом риса и половы, он обожал теплый на ощупь рис в корзинах, который привозили прямо с тока. После добрых времен наступали и плохие времена, но его дело процветало всегда. Бывали засухи, когда поля не давали всходов и молотилки умолкали, когда люди становились похожими на скелеты и, казалось, вот-вот свалятся замертво прямо на дороге. Но и тогда он не закрывал свою лавку. Не удастся достать двадцать корзин риса — он обшарит всю округу, наскребет хотя бы две корзины и пустит рис в продажу. Случались времена, когда урожай был настолько обилен, что он мог закупить всего четвертую часть риса, который ему предлагали: в эти дни продавать рис было совсем невыгодно — себе в убыток. Даже если торговать круглосуточно, все равно в конце месяца и пятидесяти рупий не заработаешь. Это называлось «депрессия в торговле». Да, бог плодородия — капризный и суровый покровитель. Его щедрость и скупость одинаково бьют по карману. Но Сабайя сумел пережить все капризы природы, все взлеты и падения в торговле. Рис вошел в его плоть и кровь.

Сначала он служил чем-то вроде приказчика без жалованья, когда отец его еще сидел за своей конторкой и подсчитывал выручку; в те дни Сабайя ненавидел рис и всю эту груду мешков в лавке, которая громоздилась у него на дороге. Он мечтал о шумных улицах, кинотеатрах, футбольных матчах и состязаниях по борьбе — обо всем, что ему удавалось мельком увидеть сквозь вечную толкотню в дверях лавчонки или узнать от посетителей. Но отец старался как можно больше держать его в лавке, словно на цепи привязанного, и пресекал все его увлечения: «Мальчишек следует драть, чтобы не выросли бандитами». Эту свою теорию воспитания он проводил в жизнь столь неуклонно, что с течением времени маленький человек уже не видел ничего на свете, кроме риса, и в голове у него вертелись только цены на зерно, и все мысли были о рисе, и снился ему один только рис, и только про рис он мог говорить. Когда отец умер, он так естественно занял его место, что никто и не заметил перемены: многие покупатели были уверены, что старик все еще считает денежки за своей конторкой. Дело процветало. Сабайя держал пять коров и буйволиц, их молоком, творогом и маслом изо дня в день питались он сам, его жена и пятеро детей, пока все не сделались гладкими и круглыми, как мячики. Он владел тридцатью акрами земли в ближней деревушке и каждые шесть месяцев посещал свои владения, проверяя, все ли в порядке. Он пускал деньги в рост и драл с доведенных до отчаяния лю-дей чудовищные проценты; так он стал владельцем десятков домов, и доход от них ежемесячно увеличивал его сбережения в банке. Он купался в деньгах. Он послал детей учиться в школу, накупил им расшитых шапочек и бархатной одежды, нанял репетитора, чтобы тот каждый день под большой лампой в гостиной орал на них во все горло. Он увешал жену с головы до ног тяжелыми золотыми украшениями и одел ее в яркие бенаресские шелка; он надстроил еще два этажа к своему дому, пристроил несколько новых комнат, все стены выкрасил в темно-синий цвет, не жалея масляной краски, и развесил повсюду сотни изображений богов в золоченых рамах. Целыми днями он просиживал возле своего стального сейфа, то и дело засовывая туда деньги, а сам краешком глаза следил за приказчиками, отмеряющими рис в джутовые мешки; жизнь его текла размеренно и приятно, и только сон прерывал беспрестанную торговлю рисом и подсчеты звонкой монеты. Казалось, нет ничего, что помешало бы этой жизни продолжаться вечно — все тот же круг забот и интересов, бесконечное повторение: деньги стекаются в лавку, а рис то подвозят, то увозят. Потом кто-нибудь из сыновей, как две капли воды похожий на него, займет его место и продолжит дело. Казалось, что этот заколдованный круг недоступен никаким внешним воздействиям: ни жизни, ни смерти, ни всяким переменам. Возможно, так оно и было бы, если бы не разразилась война. Она нагнала на него страху. Сначала ему почудилось, что все на свете полетело к чертям. Но когда прошло первое потрясение, оказалось, что жить все-таки можно. Его прибыли нежданно-негаданно подскочили — Сайгон и Бирма прекратили торговлю рисом, а это означало, что его запасы теперь будут цениться на вес золота. Люди толпились в его лавке днем и ночью, а стальной сейф едва не лопался от денег. Он купил под склад соседний дом, потом следующий и еще один рядом с ним, а затем приобрел несколько деревушек… Он понавешал еще больше золота на жену и дочек, а сам отпустил брюшко. В конечном итоге война стала для него благодатным временем — пока не вступила в действие Комиссия по надзору за продовольственными товарами. Впервые в жизни он был сбит с толку и встревожен. Он никак не мог осознать, почему это кто-то может ему указывать, что продавать и по какой цене.