Копия Афродиты (повести) - Василь Григорьевич Когут

Матери посвящается

— Алешка, подойди поближе, — одними губами прошептала бабушка Серафима.

Алеша подошел, сел на табуретку у изголовья. Лицо бабушки было такое неузнаваемо-бледное, что мальчику показалось, будто видел он его впервые. Из-под черной косынки на голове выбивалась белая, как снег, прядь жиденьких волос и вздрагивала при малейшем движении. Морщины глубокими бороздками перепахали лоб. Прямой нос заострился, и даже его не пощадили морщинки: они с лица взбирались по нему к кончику, словно пытались пригнуть, прижать к верхней губе. Лишь глаза не тронула старость. В чистых, словно вода из криницы, в них отражалась нежная голубизна. Только были они грустные, усталые…

— Помирать буду, внучек, — тихо сказала она.

— Что ты, бабуля! — испугался Алеша, и непонятная тоска вползла в душу. — Не надо!

— Не бойся, — старушке было трудно произносить слова, ее неровное дыхание прерывалось. — Не бойся… Люди не умирают… Только в другой мир ухо…

— Бабуля, я маму позову, доктора. — Алешка вскочил с табуретки.

— Постой! Я должна… Там, у мельницы… мой ключ… — бабушка как-то неестественно повернулась лицом к стене, рука с груди по одеялу сползла на простынь. — Там мой… мои… со…

Алешка сорвался с места, толкнул дверь и, не закрыв ее, бросился домой. Ужас гнал его, заставлял бежать изо всех сил. Запыхавшись, он влетел в хату. Мать все поняла без слов… Она знала, что сын был у бабушки.

— Там… с бабулей… — только и проговорил Алешка. Март выдался капризный. В начале месяца ласковое

солнце с утра до вечера старательно слизывало снег. Побежали веселые ручейки, подсохли дороги. Ожил клен, почки его набухли, посветлели. Коричневые почки осины на концах ветвей тоже заблестели, заискрились в солнечных лучах. Но в тот день, когда умерла бабушка Серафима, небо вдруг затянуло седыми тучами, подул северный ветер, холодный и пронизывающий, а ночью повалил мокрый снег. Утром не узнать было ни деревни, ни сада. Белые хлопья облепили все вокруг, машины буксовали в глубоком снегу, школьники в один день переменили весеннюю одежду на зимнюю.

Алешка со случившимся как-то примирился. Он уже не боялся и все время находился у гроба бабушки, не в силах оторвать взгляда от ее лица. Будто хотел запомнить навсегда. Оно стало совсем другим, иным, чем было накануне. Будто помолодело: распрямились и исчезли морщины, на губах затаилась улыбка. Бабушка словно стала красивее. Только восковая бледность тела и холодность рук, к которым не раз прикасался Алеша, поправляя платок и горевшую свечу, напоминали, что все кончено. И хоть бабушка перед самой смертью говорила, что люди не умирают, она все же умерла. И еще Алеша думал: о чем же она ему хотела сказать? «Там, у мельницы… мой ключ… мои… со…» Что за ключ? При чем здесь мельница? Что за «со…» или «зо…»?