Подёнки - Георгий Иосифович Гуревич

Вытянутая орбита, четырехмесячное знойное лето, четыре года лютой зимы — не слишком благоприятные условия для жизни. Никто и не ожидал встретить разумную жизнь на первой планете звезды 211179. Но спектроскоп зарегистрировал линии кислорода в атмосфере — видимо, растительность все-таки была там. И после долгих колебаний капитан разрешил отправить на Первую меня — биолога, поскольку я меньше всех был нужен при сооружении полизвездного радиотелескопа, который должен был перевернуть все наши представления о Вселенной.

Приключений не было, предупреждаю любителей волнующих переживаний. Связь работала безупречно, ни один канал не подвел, приборы посадили меня с аптекарской точностью.

И хорошо, что сажали меня автоматы. Сам я не разглядел бы ничего в плотном, густом, мутнобелом, как чай с молоком, тумане. И после посадки я долго всматривался в муть. Напрасно. За иллюминатором плыли какие-то кисейные струйки, а за ними стояла все та же непроглядная молочная стена. Приборы, однако, обнадеживали, показывали достаточный процент кислорода, сносную температуру, несколько выше нуля, а влажность, конечно, стопроцентную. Надев для осторожности скафандр, я решился выйти наружу, но тут же утонул в молочной мгле и наверняка потерял бы свой летающий дом, если бы отцепил фал. Пришлось вернуться «ждать у моря погоды».

И ждал я три дня, назовем их условно «апрельскими». Ждал, не отходя от тамбура, ждал ничего не видя, кроме мглы-мглы-мглы впереди и снега под ногами. Тающего, ноздреватого, с капельками воды в каждой луночке. Довольно грязный был снег. Нестиранное белье планеты пролежало без смены четыре года. Грязь я собрал, старательно исследовал под микроскопом. Как и можно было предположить в основном это были пыльца, кусочки высохших листьев или минеральная пыль. Ни крошек угля, металла, ни опилок, ни единого волоконца, которыми так обильно снабжает атмосферу разумная жизнь. Так и я передал на базу по радио: «Жизнь на Первой доразумная, вегетативная».

А подробностей сообщить не мог, все было скрыто в тумане. Бродить в нем было опасно, да и бессмысленно. Но из прошлых астрономических наблюдений знали мы, что как правило на этой планете ясное небо, туманы держатся только в период таяния, сойдут через несколько дней. Волей-неволей приходилось набираться терпения. Вот и сидел я на пороге люка, дышал стопроцентной влажностью, попирал ногами неведомую планету и думал о своей родной.