Граждане - Аркадий Тимофеевич Аверченко

Когда я зашел вчера к Оголтелову, он взглянул в мое лицо и ахнул.

— Что с тобой.

— Беда, брат!

Он вскочил с дивана, на котором лежал, и подбежал ко мне.

— Ты меня пугаешь! Что случилось?

— Вероисповедные законы взяты министерством обратно! Положение Думы шаткое.

Оголтелов лег опять на диван, заложил руки за голову и задумчиво сказал:

— Тебе не случалось замечать, что иногда встречаешься с человеком, знаешь его, даже дружишь с ним и — ничего не подмечаешь. Но вот мелькает в нем какая-нибудь маленькая черточка, микроскопический зигзаг и сразу осветит его: эге, думаешь… Да ведь ты, братец, дурак!

— Мне не случалось, — отвечал я, после некоторого размышления. — А тебе… случалось?

— Да. Не так давно. Сейчас.

— Оголтелов! — сказал я, покачав головою. — Я не дурак… Но мне больно!

— Что тебе больно?

— Что осуществление гражданских свобод все отодвигается и отодвигается.

— И очень тебе больно?

— Чрезвычайно.

— Может быть, ты бы заплакал?

— Мне очень грустно, Оголтелов.

— Ты извини, что я без жилета!

— Почему ты извиняешься?

— Тебе очень важно, чтобы жилет, в который ты сейчас не прочь заплакать, был бы на ком-ни-будь надет? Если не важно, достань в шкафу любой из жилетов и плачь на него.

Я печально смотрел в угол.

— И законы о печати отсрочены, потому что не решен вопрос о чрезвычайном положении… А чрезвычайное положение не может решиться без урегулирования законов о печати. И никаких русскому гражданину нет гражданских свобод.

— Они ему не нужны, — лениво улыбнулся Оголтелов.

— Тт… то-есть… кккак… не нужны?

— Да, так. Ну, посуди сам: ведь ты человек, в сущности, не глупый: ну, куда русскому — человеку гражданские свободы?

— Да что же он, не человек, что ли?

— Конечно, не человек.

— А кто ж он?

— Он?

Оголтелов встал с дивана и принялся одеваться.

— Если ты свободен, пойдем прогуляемся. На улице я тебе покажу русского человека.

Мы вышли на улицу, и Оголтелов, взяв меня под руку, подошел к одинокому извозчику.

— Эй, ты!

— Пожалуйте-с!

— Нет, не пожалуйте… А что это у тебя на руках?

— Рукавицы, — отвечал оторопевший извозчик.

— Рукавицы? Ах, ты мерзавец! В участок хочешь? В Сибири сгною тебя, подлеца! Брось рукавицы!

— Ваше благородие! Нешто ж можно… Опять же хозяйскую вещь…

— Бррось рукавицы! — истерически закричал Оголтелов. — Тебе говорю — брось! Какой твой номер? Вот мы его сейчас запишем! Ты, негодяй, не знаешь этого, что ли?

Оголтелов пошарил в карманах и вынул счет от прачки.

— Вот. Не читал? Насидишься ты у меня в тюрьме!