Бакалейщик - Оноре де Бальзак

Существо возвышенное, существо непостижимое, источник жизни и отрады, света и наслаждения, образец безропотности! Все это совмещаешь ты в себе, о бакалейщик, и в довершение своих достоинств сам о них не подозреваешь! Ты бакалейщик по врожденному инстинкту, по призванию, из-за выгоды, и тем не менее ты — верх доброты и любезности, ты более точен, чем твои весы, более неусыпен, чем свет дневной, более верен своему прилавку, чем лицеист — своей любви. О бакалейщик, ты царил бы среди нас, не будь ты подвержен банкротству!

Проходя мимо священнейшей лавки бакалейщика, я всегда мысленно воздаю ему хвалу, не от себя лично, а от всего общества, из глубины благодарного сердца, — как бы ни был он жалок, противен, засален, какая бы ни была на нем скверная шапка. Встретятся мне похоронные дроги, встретится епископ, король — я не снимаю шляпы, но я всегда поклоном приветствую бакалейщика, с ним я говорю почтительно в подражание газете «Конститюсьонель»[1].

Благоговейное мое почтение перед бакалейщиком исходит из глубокой убежденности, и, может быть, со мной согласятся те, кому будет угодно прочесть настоящий физиологический очерк[2], в котором мы подвергнем бакалейщика анализу и внешне и внутренне.

Есть такие люди, для которых сказать с высоты голубых скамей наследственной Палаты: «Бакалейщик!..» — все равно, что сказать: «Ракá[3]!» Мы знаем человека, который, к ужасу французской нации, пытался с трибуны подорвать уважение к бакалейщику... Наконец, есть художники, которые говорят: «Эх вы, бакалейщики!», выражая этим крайнюю степень презрения.

Пора покончить с хулителями бакалейного дела! Уж не за то ли вы клянете бакалейщика, что он неизменно носит красновато-коричневые штаны, что у него синие чулки, башмаки с широкими носками и картуз из поддельной выдры, украшенный потускневшим серебряным галуном, что на нем фартук, треугольный нагрудник которого доходит до солнечного сплетения? В таком случае следовало бы отвергнуть и художника в блузе и весь рабочий народ. Или за то вы клянете его, что он, по всеобщему признанию, не способен мыслить? Но теперешний бакалейщик читает Вольтера, у себя в гостиной он вешает гравюры «Солдат-землепашец» и «Атака на заставу Клиши», доказывая тем самым, что ему не чужды поэзия и изящные искусства. Он восхищается Поль де Коком и Виктором Дюканжем, плачет на представлении мелодрамы, частенько ходит во Французскую комедию и понимает «Эрнани»[4]. Много ли найдется французских граждан, достигших такой высоты?! Наконец, подобно многим библиографам, он по заглавиям знает огромное количество произведений, которые прошли через его руки, разорванные на отдельные листки.