Седьмое небо - Наталья Егорова

Надо же было догадаться назвать его Агеем!

Ну что это за имя, в самом деле: будто споткнулся и язык прикусил. В детстве мальчишки из соседнего жилблока кричали: "Поди, Агей, навешаю люлей!" Что такое "люли" Агей не знал, но, судя по восторженной злобе на физиономиях, лучше было не уточнять.

Имя, конечно, можно сменить; в лучшие месяцы он запросто наскрёб бы на оплату налога. Но с годами эта неприязнь стала маленьким внутренним ритуалом, привычным, как поношенные штаны, и даже доставляла Агею определенное мазохистское удовольствие.

Тем более, что и окружающим их имена, как правило, не очень подходили.

Это вошло в привычку: недоверчиво пробовать новое слово на вкус, а потом примерять его к обозначаемой вещи. Слово "харт", например, было крепким и надёжным, пусть даже в новостях пугали, что Японский харт отхватил почти половину Бурятского, а границы Московского харта сами по себе перемещаются в направлении Восточноевропейского - на два миллиметра в неделю.

Слово "пелена" было душным и серым. Агей так и представлял ее мысленно - непроницаемым серым туманом. Хотя прекрасно знал, что противобактериальный слой ярко-зеленый, а противохимический - жёлтый, как белковый порошок. А у нижнего, рекламного, своего цвета не было вообще: на нём транслировалось непрерывное видео.

Вот слово "чебуречная" с вывески понравилось ему сразу: в этом имени было шкворчание горячего масла, запах неведомых пищевых добавок (потом он узнал, что они называются "специи" - кисло-острое слово) и спокойная устойчивость.

Он зашёл и спросил, нет ли работы.

Вообще-то, по профессии Агей был мойщик окон в небоскрёбах. Автоматические устройства начинали глючить уже на высоте этажей в 15: складывали присоски и валились вниз. Говорили, всё дело в конфликте протоколов. Зато живые мойщики на спор забирались выше бактериального слоя пелены, в защитных комбезах, конечно.

Агей не решался, хотя над инфослоем ползал частенько. Обратная сторона рекламных фильмов выглядела стёртой, как изнанка пёстрой ткани. Над головой висел глянцевый энергетический слой; Агей не любил смотреть отсюда вверх: ему казалось, что мир перевернулся вверх тормашками, и бесконечная лужа поглотила всё и вся.

Но профессия мойщика отмирала по мере того, как разрушали небоскрёбы, выходящие за границу шестого слоя. Новые дома строили не слишком высокими, зато уходящими на много этажей вглубь: человечество забиралось под землю, оставляя высоту в распоряжении пелены.