Операция «Фауст» - Фридрих Незнанский

О, что со мной! Как Иов, весь в нарывах, Я страшен сам себе и все же горд И радуюсь, уверившись, что черт — В наследственных своих основах тверд И спасся от соблазнов нечестивых. Зараза дальше кожи не пошла. Огни отполыхали все до тла, Я отрезвел и всем вам без изъятая, Как подобает, шлю свое проклятье.

Иоганн Вольфганг Гете. Фауст (перевод Б. Пастернака)

   —То, что нам предстоит увидеть, может вызвать у некоторых нервное потрясение. Поэтому каждый сразу займется своей работой: Турецкий — допросом очевидцев, я с капитаном Грязновым — осмотром места происшествия... —Меркулов остановился на мгновение и вдруг начал говорить с жаром, обращаясь непосредственно ко мне, хотя я с ним и не спорил. — Саша, поверь мне, я знаю, что говорю. У меня лет двадцать тому назад, когда я был следователем на Кубани, колхозные сепаратисты такой фейерверк устроили в день выборов в Верховный Совет. Мы потом руки-ноги и... головы находили в сугробах. В ту ночь, это было в феврале, первый снег в Краснодарском крае выпал, да сразу в метр толщиной. Меня потом судмедэксперты чистым спиртом приводили в чувство. А когда в Тушине взорвался самолет во время парада...

  Наш шофер почти въехал в двери станции метро и резко затормозил. Следственно-оперативная группа, прорвавшись сквозь кордон милиции, по застывшему эскалатору спустилась на платформу. В нос ударил удушливый запах гари и еще какой-то незнакомый — едкий и кислый.

  — Динамит, — сказал Меркулов, заметив, как я потянул носом.

  И тут же стал орать на пожарников, заливавших из брандспойтов языки гаснущего пожара. Но было поздно: вода сантиметров на двадцать покрыла предполагаемые вещественные доказательства.

  Вячеслав Грязнов уже присоединился к оперативникам из спецмилиции, обслуживающей московское метро, и вместе с ними осматривал то, что осталось от вагона, — черную коросту некогда голубой обшивки, тлеющие сиденья, развороченные и вывернутые с корнем двери. Я огляделся: увиденное не вязалось с представлением о жизни на земле — настолько было ужасно. И когда я увидел, как какая-то женщина обнимает то, что было еще полчаса назад ее маленьким сынишкой, я подошел к мраморной колонне, прижался щекой к ее прохладной поверхности. Санитары вокруг меня складывали на носилки трупы или, вернее, куски трупов. Подошел Грязнов, держа в руках какую-то штуку. Он был такой бледный, почти белый, как напудренный густо клоун, и рыжие веснушки отчетливо проступили на белизне лица.