Восхождение мамочки на пик Смерти - Герберт Уэллс

Кажется, рассказывая о том, как я летал на своем первом аэроплане, я уже упоминал, что в Арозе я поставил своеобразный рекорд, свалившись на протяжении трех дней в три ледниковые расселины. Это случилось до того, как со мной пошла в горы моя мамочка. Когда она прибыла, я сразу заметил, что она выглядит усталой, встревоженной и измученной, и вот, чтобы избавить ее от гостиничных треволнений и докучных сплетен, я упаковал ее и два рюкзака и отправился на север в продолжительную веселую и освежающую прогулку, которую близ Снийоха в отеле Магенруе пресек выскочивший у мамочки на ноге волдырь. Она рвалась идти вперед — пусть даже и с волдырем — я в жизни  не встречал такого, как у нее,  мужества,— но я сказал: «Нет. Здесь альпинистская гостиница, и меня вполне устраивает эта жизнь между небом и землей. Ты будешь посиживать на веранде и смотреть в подзорную трубу, а я пока немного поброжу по вершинам».

— Смотри, чтоб что-нибудь не случилось,— проговорила она.

— Ручаться, мамочка, не могу,— ответил я,— но я буду все время помнить, что я твой единственный сын.

И я отправился бродить...

Стоит ли упоминать, что уже через два дня я перессорился со всеми альпинистами в гостинице. Они меня просто не переваривали. Их раздражала моя шея с выпяченным кадыком — у большинства из них голова была просто посажена на плечи,— раздражала моя манера держаться и задирать свой авиаторский нос к горным вершинам. Их раздражало, что я вегетарианец и нисколько от этого не страдаю; и еще их раздражало сочетание тонов — зеленого и оранжевого — в моем костюме из грубой саржи. Все они были какие-то безликие — из той породы людей, кого я зову книжными червями,— осторожные, правильные существа, большей частью из Оксфорда, которые лезли в горы с такой осмотрительностью, точно несли с собой какой-нибудь бьющийся предмет. Они ходили с глубокомысленным видом, в ответ на любой вопрос кивали головой и повторяли одно: «Это, знаете ли, рискованно!» Они строго держались советов проводников и книжных инструкций и классифицировали друг друга по восхождениям; у того это было девятое восхождение, у этого — десятое, и так далее. Я был новичок, и мне надлежало сидеть смирно и помалкивать.

Разумеется, это было не для меня!

Я сидел в курительной, посасывая свою трубку с гигиенической травой — они утверждали, что она пахнет так, будто в саду жгут мусор,—и ждал возможности вставить фразу и немножечко промыть им мозги. Расставшись со своей обычной сдержанностью, они откровенно выказывали мне свою антипатию.