Менуэт - Ги де Мопассан

— Великие несчастья не печалят меня, — сказал Жан Бридель, старый холостяк, слывший скептиком. — Войну я видел воочию — я шагал по трупам и не чувствовал жалости. Жестокости природы и людей могут исторгать у нас крики ужаса и негодования, но от них не сжимается сердце, они не вызывают у нас дрожи, как иные мучительные мелочи.

Конечно, для матери самая страшная скорбь, какую она может испытать, — это смерть ребенка, а для мужчины — смерть матери. Это горе жгучее, ужасное, оно потрясает, оно терзает душу, но от подобных несчастий человек оправляется так же, как и от тяжелых кровоточащих ран. Но бывают встречи, бывают еле уловимые, скорее угадываемые оттенки, тайные печали, превратности судьбы, которые неожиданно дают нам заглянуть в таинственный мир нравственных страданий, сложных, неисцелимых; страдания эти тем глубже, чем они кажутся безобиднее, тем острее, чем они кажутся неуловимее, тем упорнее, чем кажутся поверхностнее; они оставляют в нашей душе скорбный след, вкус горечи, чувство разочарования, от которого мы долго не можем освободиться.

Мне постоянно вспоминаются два-три таких случая, на которые другой, наверное, не обратил бы внимания, но они до сих пор живут в моей памяти, причиняя мне боль, как глубокие, неизлечимые ранки.

Вы не поймете, пожалуй, того чувства, которое осталось у меня от этих мимолетных впечатлений. Расскажу вам только об одном из них. Оно относится к давним временам, но сохраняет всю свою свежесть, словно это было вчера. Возможно, что мое умиление вызвано только игрой фантазии.

Теперь мне пятьдесят лет. А в то время я был молод и изучал право. Всегда немного грустный, склонный к мечтательности, проникнутый меланхолической философией, я не любил шумных кафе, крикливых товарищей, глупых девиц. Вставал я рано, и величайшим наслаждением была для меня прогулка в одиночестве в восемь часов утра по садоводству Люксембургского сада.

Никто из вас, верно, не помнит этого садоводства? Это был словно заброшенный, оставшийся от прошлого века сад, сад очаровательный, как кроткая старческая улыбка. Густая живая изгородь разделяла узкие и правильные аллеи, тихие аллеи, тянувшиеся между двух стен аккуратно подстриженных кустов. Большие ножницы садовника без устали подравнивали эти зеленые перегородки; а местами вы видели цветники, обсаженные маленькими деревцами, выстроившимися, точно школьники на прогулке, купы чудесных роз или вереницы фруктовых деревьев.