Интервью с Егором Гайдаром (Третий путь ведет только в третий мир) - Егор Тимурович Гайдар, Григорий Владимирович Каковкин

Его имя стало нарицательным. Сначала его почтительно величали "отцом российских реформ", затем, с очередным российским кризисом, в его адрес пускались критические стрелы, вплоть до проклятий. В общественном сознании из главного идеолога экономических перемен он превратился в главного виновника всех свалившихся на россиян бед. Академик старой школы назвал его первым в числе мамаев, снова прошедших по Руси. Оценки самые суровые: они, реформаторы, ограбили, обманули, недодали, а теперь вот и обанкротили. Уважая принцип обращаться за разъяснениями к первоисточнику, выслушивать не только обвинителей, но и обвиняемых, мы решили взять интервью именно у Гайдара. Он ведь действительно стоял у истоков реформ, и потому его точка зрения на их драматический исход и на перспективы, при всей волне сногсшибательной критики и возмущения, представляет несомненный интерес.

— Пустые полки и вдруг возникшие очереди заставляют вспоминать 1992 год, когда вы начали реформы, и сравнивать его с нынешним 1998 годом. В чем разница? Что нас ждет?

— Кризис девяносто первого года был кризисом социалистической системы управления, которая могла худо-бедно работать в условиях подавленной инфляции. Она была для этого приспособлена. Если говорить о социализме без политических характеристик, то это система, пригодная для жизни в условиях недостатка товаров. Поскольку деньги мало эффективны, на них ничего не купишь, но необходимо, чтобы хлеб каким-то образом доходил до потребителя, при социализме вводятся такие механизмы, как административный контроль, плановые задания, мобилизация материальных потоков и так далее. Колхоз должен сдать зерно, даже если все колхозники умрут от голода. Все это мы хорошо помним. Понятно, что залогом работоспособности такой экономики является тоталитарная власть. Все это к 1991 году развалилось. Хлеб в магазине, пусть с очередью, может оказаться только двумя путями — или кто-то заставил его туда привезти, или кто-то заинтересован его туда привезти. Hичего иного не придумано. В 1991 году не было ни того, ни другого, тогда это был экстремальный кризис, кризис, угрожающий существованию общества. Развитие событий в 1998 году с большой скоростью приближает нас в исходную точку, ибо если сейчас разрушат все еще работающие механизмы рынка, мы можем опять оказаться перед угрозой отсутствия какой-либо экономики. Я очень хотел бы надеяться, что Примаков это понимает и не сделает того, чего ждет от него левое большинство Госдумы. Иначе мы вернемся в 1991 год за короткое время — от двух до шести месяцев.