Гений - Алексей Михайлович Адмиральский

В восемь утра ему приносили завтрак.

В девять он выходил на прогулку.

С одиннадцати до двух читал.

В два обедал.

До четырех отдыхал.

Вечером просматривал почту.

Ужинал в восемь.

И ровно в десять ложился спать.

Ничто не могло помешать этому распорядку.

Так продолжалось пятьдесят лет.

Дом, в котором он жил, был единственной тюрьмой на всей планете.

А он был ее единственным узником…

Так что ж, напрасно гениям горелось во имя изменения людей?

За те пятьдесят лет, что он провел в заключении, обитатели планеты Граунд забыли и его самого и суть его преступления.

В архивах Великой Директории Граунда хранились запечатанные металлические капсулы со всеми материалами следствия. Таких капсул было несколько десятков, на каждой из них — не поддающаяся разрушению гравировка: «Вскрыть через двести лет».

И подпись Президента Великой Директории.

Каждые полгода сменялся весь штат, обслуживавший узника.

Каждые полгода он писал петицию на имя Президента Великой Директории.

Каждый новый начальник тюрьмы принимал от предыдущего сейф с опечатанными петициями.

Инструкция разрешала узнику обращаться к Президенту два раза в год, в день смены тюремного штата. По той же инструкции начальник тюрьмы имел право прочитать петицию, затем обязан был опечатать ее и положить в сейф.

Таким образом, когда прошло пятьдесят лет, дела принял сто первый по счету начальник, а в сейфе лежало сто опечатанных петиций.

101-й был молод и весел.

Он понятия не имел, что за человека обязан стеречь.[1] Он знал только, что этот человек совершил в прошлом тягчайшие преступления против человечества и осужден на пожизненное заключение.[2]

101-му, как и всем предыдущим начальникам тюрьмы, инструкцией запрещалось разговаривать с узником на любые темы, кроме бытовых. Той же инструкцией ему вменялось в обязанность обеспечивать узника всем необходимым для жизни и здоровья, выполнять все его бытовые требования, снабжать книгами, журналами, газетами.

Узник был стар и угрюм. Несмотря на комфорт, правильный режим, прекрасный климат, пятьдесят лет заключения наложили свой отпечаток.

Особенно плохо ему стало в последний, пятидесятый год. Он уже все понял. Он понял, что его обращения к Президенту не посылаются. Он понял, что здесь, в тюрьме, ему придется умереть.

И он не мог с этим смириться.

Днем узник был замкнут, не вступал ни в какие разговоры с тюремщиками, заставлял себя много читать и много двигаться.

А вечером…

Если бы 101-й хоть раз заглянул в спальню узника вечером, он увидел бы и услышал странные вещи.