Единственный чеченец и другие рассказы - Антон Блажко

Родился в 1970, закончил СПб Госуниверситет по специальности история. С 1993 служит в ОВД СПб, выезжал в командировки во вторую чеченскую кампанию. Художественные произведения публикуются впервые

— Вставай, Серега! — мосластая рука с обмотанным грязным пластырем суставом тронула спящего за плечо. — Пора.

Бормотнув «ага», тот повернулся на бок, урывшись глубже в спальник. Будь ты хоть дважды кадровый офицер, трудно продирать глаза в рассветной полутьме, когда на улице ждет сырой холодок да неохотная возня в ближних палатке, а с вечера опять было злоупотреблено «шилом»… Вставший раньше зажег свечу, огонек высветил темный гражданский свитер и пятнистые штаны на светлых помочах. Скребанув голову и недельный щечный ворс, он качнул тело сильнее:

— Баранов, ну! Выезд через полчаса.

Тело вздохнуло, потянулось и сбросило оголовье мешка, явив выбритый острый череп и малость припухшее сухое лицо. Зевнув, обладатель вылез из кокона, почесал грудь под защитной фуфайкой и свесил с топчана ноги в аналогичных кальсонах.

— Как там, дождь?

— Пока не предвидится.

— Бойцы поднялись?

— Нет, тебя ждут с сосами в люлях…

Обнажив мускулистый торс, Баранов натянул камуфляжные брюки с портупейным ремнем и по-утреннему волглые боты. Бросив на шею полотенце, откинул фанерную дверь и полез из землянки наружу.

Слыша, как товарищ походя «строит» кого-то, оставшийся нарезал черный хлеб и положил рядом с дымящейся тушенкой на снарядный ящик, застеленный боевым листком. Часть дурости в полевых условиях отменялась, и бланки из замполитского железного ящика пошли на быт. Алюминиевый закопченный чайник пристроил на земле, чтобы не опрокинуть случайно. Заварку брали пайком и готовили по вкусу, возмещая крепостью ее сорт и прочие обиходные невзгоды.

Вернулся Баранов, растираясь казенным вафельным полотенцем и матеря дневальных за вечно обделанный толчок и пустые рукомойники. Водя из них стекала за ночь, сколько ни наливай, вскакивающие за час до подъема бойцы сопровождения вообще не мылись в промозглую рань, так что прикорнувшего где-нибудь дежурного из больных и хилых понять было можно. В расположении имелся отдельный господский сортир, меньше и чище, но им пользовались в основном старшие офицеры, упрямый капитан предпочитал общий ввиду стратегической близости и известного военного демократизма — командир, но не барин. Окончив ВВшное училище, когда в дипломах еще не значилось «юрист», он мог начистить повару рыло за промашку с обедом для роты и удрючить ее же в грязи строевой при чьей-нибудь вине. Солдаты предпочитали его напарника, полуштатского Федорина, который в их жизнь не лез и умеренно использовал привилегии офицера крепостной армии, наличествовавшие и здесь.