Свой жанр - Эрнест Хаимович Маринин

Свет начал меркнуть, униформисты скрылись за бархатным занавесом, стало почти темно. Голос шпрехшталмейстера объявил:

— Юрий Дедичев.

Просто имя и фамилия — без титулов, без жанра, без затяжного вздоха и положенной истеричности — без продажи, как говорят в цирке. «Странно, — подумал Саврасов. — Даже фамилия не парадная. Или это прием? Ладно, поглядим…»

Узкий луч прожектора-пистолета протянулся к форгангу, занавес раздвинулся, и в круге света возник артист. На нем обычный костюм мима гладкое черное трико без украшений. Только белый воротничок подчеркивал смуглость лица — спокойного, сосредоточенного лица, какое бывает у занятого делом человека.

Артист занят делом — он несет воздушный шарик. Большой, голубой, с намалеванной наивной рожицей, очень круглый, завязанный толстой желтой ниткой. Конец нитки, хорошо заметный на фоне черного трико, свисал свободно. Дедичев нес шарик двумя руками, бережно поддерживая его с боков и чуть снизу растопыренными пальцами, лицо было серьезно, глаза устремлены на ношу.

В центре арены он остановился — и шарик начал плавно поворачиваться у него в руках. Пальцы артиста не двигались, неподвижно было лицо с проступившими желваками, губы крепко сжаты. Он даже не дышал — застыла, поднявшись, грудь, замерли рельефные мышцы живота под облегающим трико, Он весь напряжен, как атлет, оторвавший на мгновение от земли платформу с двумя быками, — а шарик вращался, постепенно разгоняясь. Замелькали глаза, уши, нос… Скорость росла. Дедичев перевел дух и улыбнулся простой радостной улыбкой, не для публики, а для себя — было так тяжело раскрутить эту ушастую-глазастую башку, а теперь вышло — здорово!

Только тут вступил оркестр, негромко и мягко.

Все это довольно легко сыграть, подумал Саврасов, я тоже мог бы… и сразу одернул себя. Ну зачем так? Парень работает, еще не ясно, что он покажет. Пока все неплохо. Это я просто сердит на него, а так нельзя…

Дедичев, уже свободный и раскованный, выпрямился, плавно поднял шарик над головой, поворачивая вслед светящееся легкой улыбкой лицо… Он весь вытянулся, сблизил руки, ладони выгнулись, обтекая скользящую сферу. Вот он стал переступать, как танцовщик, на кончиках пальцев, поворачиваясь за шариком. И тут зал увидел, что шарик не касается рук!

Музыка в этот момент почти смолкла, по рядам пронесся вздох — и взорвались аплодисменты. Вспыхнул свет, радостно загремел оркестр. Дедичев чуть вывернул левую ладонь, так что она одна держала теперь его невесомую ношу, а правой рукой помахал зрителям. Он все еще улыбался, видно было, что он доволен собой и радуется вместе с залом.