Очень хотелось спать, но солнечные блики уже не позволяли это сделать. Взглянув на часы, Коваль понял, что уже и так очень поздно. Около девяти утра – это не шутка. Так расслабляться раньше в походе не было никакой возможности. Но сегодня был день отдыха. Сегодня можно было спать, сколько хочешь, есть, сколько хочешь, отдыхать, сколько хочешь, купаться до посинения, то есть без ограничений. И так далее. После долгого и опасного перехода это было совсем не лишнее. Тем более, перед точно такой же ответственной и опасной работой. Конечно, все эти прелести можно было проделывать исключительно скрытно и без малейшего шума. Миссия их отряда не была предназначена для посторонних глаз, и любое слишком шумное действо могло привести к провалу весь их долгий поход.
Коваль лежал около палатки, в которой отдыхали его товарищи. Точнее, палаток было несколько. Но Коваль не любил спать в палатках и, если погода была достаточно хорошей для этого, предпочитал спать на свежем воздухе, особенно возле костра. Костер прошлым вечером был прекрасный, да и свежего воздуха было предостаточно. Как и хорошей погоды.
Они нашли это чудесное место вчера днем. Основная часть перехода проходила скрытно, быстро и по окраине леса. Но здесь они обнаружили большой, чистый, чудесный ручей, вытекающий из леса и медленно бредущий к большому длинному озеру, лежащему чуть ниже. Вдоль этого широкого ручья на всем его протяжении росла чудесная рощица, обступающая ручей с обеих сторон и скрывающая его от посторонних глаз. Всем захотелось отдохнуть возле озера, скрытно пребывая внутри зарослей, но, имея возможность и искупаться, и наловить рыбы, и приготовить горячую пищу. Именно поэтому здесь была назначена днёвка, а отряд получил максимальные послабления в дисциплине. Кроме послаблений в скрытности, конечно.
Палатки стояли в рощице, которая окружала ручей. На самом берегу. Высокие зеленые кроны сплошной пеленой нависали над ними и создавали впечатление зеленого рая, наполненного сверкающими бликами, проблесками кусочков синего неба, тихим шелестом медленно текущей в ручье воды, щебетанием птиц, жужжанием комаров и невнятным шелестом тихого ветерка, гуляющего вдоль ручья. Всё пространство по берегам было заполнено буйной зеленью, ярко зеленой, молодой, активной, рвущейся к жизни, сильной и агрессивной. Прохладная сырость усиливала резкие запахи различных трав, запах перепревшей хвои, упавшей с сосен, растущих здесь в изобилии, и едва слышимый аромат грибов. Коваль очень любил этот едва уловимый запах грибов. Он всегда указывал на то, что можно сходить за грибами. "Пахнет грибами", – снова подумал Коваль, вспоминая, что, то же самое он думал всю ночь, и всю ночь он вспоминал свои многочисленные грибные походы. Хотя в последнее время нечасто приходилось это делать. Причина была общеизвестна. Грибы слишком активно вбирали в себя радиоактивные элементы из окружающей среды, и сами при этом быстро становились радиоактивно опасными. Иногда – смертельно опасными. Чего-чего, а радиоактивности в наши времена было много везде. А здесь, неподалеку от Москвы, так и подавно. "Мда… Вряд ли Дед разрешит собирать грибы… Хотя, можно попытаться уговорить. Может быть, и уговорим. Может и повезет. Хотя бы рыжиков насобирать, они радиацию не впитывают. В крайнем случае, можно насобирать все, что попадется, и с помощью счетчика Зорро продемонстрировать Деду, что они вполне съедобные. Может быть. Если повезет. Дед же не знает, что этот зорровский счетчик всегда показывает наполовину меньше радиоактивности, чем все остальные. В некоторых случаях – это нам помогает"…
