Январь 1805 года
Длинные тени двух дуэлянтов извивались в причудливом танце на каменных стенах подземной часовни в отсвете массивных алтарных свечей. Тишину нарушали только их легкие шаги по гранитным плитам, звон стали и быстрое, но размеренное дыхание сражавшихся, хотя они были здесь не одни.
Затаив дыхание, десять мужчин и женщина замерли у стены и лишь глазами неотрывно следили за смертельным «танцем». Руки женщины судорожно вцепились в юбку с такой силой, что побелели пальцы. Бледная кожа ее лица приобрела зеленоватый оттенок, а глаза, обычно ярко-голубые, как васильки, казались совершенно бесцветными и тусклыми, под стать побелевшим губам.
Оба дуэлянта были рослыми, сильными мужчинами, равными друг другу во всем, кроме возраста. Один из них — зеленый юнец, второй — средних лет, с крепким, мускулистым телом. Волосы его были уже тронуты сединой, но двигался он с поразительной стремительностью и ловкостью, соперничая с молодостью и силой своего противника. В какое-то мгновение старший мужчина вдруг поскользнулся на влажной плите пола — из раны на руке его соперника сочилась кровь. В это же мгновение воздух вокруг наблюдавших за поединком почти неосязаемо всколыхнулся. Но ему удалось быстро взять себя в руки, лишь он понял, что его соперник на какую-то долю секунды сдержал свой натиск, давая ему возможность вновь обрести равновесие и прежний темп.
Галантность юноши совершенно не обрадовала Стивена Грэшема. Он не хотел, да и не ожидал подобных услуг в бою, у которого мог быть только один исход, поэтому кинулся в атаку с удвоенной силой. Он рассчитывал на успех: у него был опыт, накопленный за тридцать лет, и еще надежда на то, что относительная неискушенность противника даст ему шанс. Однако Хьюго Латтимер пока ни разу не ошибся. Казалось, он умышленно заставлял Стивена двигаться более активно, а сам экономил силы, умело отражая каждый выпад противника.
Стивен чувствовал, как постепенно подкрадывается усталость, и понимал, что если опыт не поможет одержать ему верх, то победа будет за молодостью. Хьюго же по-прежнему дышал легко, правда, лоб его покрылся испариной, несмотря на сырую прохладу часовни. Сердце Стивена бешено колотилось; казалось, рука, державшая шпагу, превратилась в одну сплошную боль. Пламя свечи стало расплываться у него перед глазами, и он несколько раз моргнул, пытаясь разогнать застилавший его зрение туман. Хьюго Латтимер пританцовывал и кружился перед ним, и было похоже, что натиск Стивена уже ослаб и что теперь Хьюго верховодил в этом бою. Он все больше оттеснял Стивена к стене. Возможно, это была всего лишь игра света, но Стивену вдруг почудилось, что Хьюго оказался чересчур близко к нему и его выразительные зеленые глаза, пылавшие ненавистью и мрачной решимостью, как бы пронзили его тело. И Стивен тут же понял: совсем скоро его тело ощутит холодную сталь его шпаги.
