Осужден пожизненно - Маркус Кларк

Ранее художественная литература изображала каторжника либо в начале, либо в конце его жизненного, пути. Ссылка являлась либо концом его преступной деятельности – и он таинственно исчезал на каторге, – либо он появлялся, приковывая к себе интерес читателя необъяснимой тягой к преступлению, возникшей у него во время пребывания «а каторге. Чарльз Рид обрисовал быт и нравы исправительного дома в Англии, Виктор Гюго показал жизнь французского каторжника, после того как тот очутился на свободе. Но ни один писатель, насколько мне известно, еще не пытался изобразить сами ужасающие условия каторги.

В романе «Осужден пожизненно» я стремился показать не только весь механизм английской каторжной системы, тщательно разработанной и проводимой под эгидой властей, но также и плоды этой системы. Я старался изобразить все это как можно ярче, желая привлечь внимание общественности, показать порочность системы, при которой преступников ссылают в такие места, куда не доходит благотворное влияние общественного мнения, где справедливость подменяется произволом и прихотью тюремщиков.

Некоторые изображенные мною события и факты поистине чудовищны и трагичны, но моей целью было показать их, ибо все они происходили в действительности. И если породившие их ошибки вновь будут совершены, все это неизбежно повторится.

Правда, британское правительство прекратило высылку преступников из Англии, но методы наказания, частью которых являлась эта высылка, все еще существуют. Порт-Блэр – это тот же Порт-Артур, только ссылают туда не англичан, а индусов. Франция совсем недавно создала каторжное поселение в Новой Каледонии, которое, если не воспрепятствовать этому, может повторить историю каторжных поселений в Макуори-Харбор и на острове Норфолк.

М. К.

Мельбурн, Австралия

Вечером 3 мая 1827 года в саду большого кирпичного особняка со сводчатыми окнами, который назывался «Нортенд-Хаус», расположенного на холме восточной части Хэмпстедской Пустоши, что между Финчли-Роуд и Чеснат-авеню, разыгралась семейная трагедия.

Действующих лиц в ней было трое. Один – старик, чьи седина и морщины ясно указывали на возраст никак не меньше шестидесяти. Он стоял, выпрямившись во весь рост, спиной к стене, отделяющей сад от Хэмпстедской Пустоши, весь во власти охватившего его гнева, подняв в воздух тяжелую трость черного дерева, на которую привык опираться. Перед ним был очень высокий, мускулистый юноша лет двадцати двух в грубой матросской одежде, он прижимал к, себе женщину средних лет, как бы защищая ее. Молодой человек был в изумлений и ужасе, а хрупкая седовласая женщина захлебывалась от рыданий.