Афхардты Хасана (Нартовский эпос осетин) - Александр Захарьевич Кубалов

0, несчастный Бибо! Ой, убогий слепец!

Свет померк для тебя, ночь глухая в очах,

В них ни сини небес, ни просторов земных:

Пала черная мгла, черным стал Божий мир.

Нету силы в руках, ноги еле влачишь…

До работы ль тебе? Сам не можешь поесть.

Все богатство твое – темный угол в дому.

Ни коня, ни вола! 0, несчастный старик!

Как же жалок твой вид! Люди прячут глаза…

0, всесильный Бибо! 0, счастливый старик!

Бог тебе даровал власть над звонкой струной.

Вот богатство твое – россыпь слов золотых,

Сказ о чести отцов, песнь о славе былой…

Лишь коснешься струны потемневшим смычком,

Все смолкают вокруг, слова вещего ждут,

Слова вещего ждут, песне внемлют твоей,

Песне внемлют твоей, слез не в силах сдержать,

Слез не в силах сдержать, утирают глаза…

0, счастливый Бибо! 0, великий слепец!

Слушайте, старые! Слушайте, малые!

В Куртатском ущелье, в дремучей дубраве,

На взгорье высоком, под черной скалою

Жилье из валежин корявых сложила,

Засыпала с крышей землей каменистой,

А пол застелила засохшим бурьяном Афхардты Госама, вдова Соламана.

Заливисто свищет в прогалинах ветер,

Взлетает к вершинам, на кручах рыдает,

Дубы вековые к земле пригибает.

Зловещие тучи льют черные слезы,

А Уацилла1 искры меж туч высекает!..

Ни ветра не чует, ни грома раскатов

Афхардты Госама, вдова Соламана.

При свете лучины склонилась над люлькой,

Склонилась над люлькой, над маленьким сыном,

Над маленьким сыном своим причитает,

И плач ее слышит ночная дубрава:

Ты едва родился, как отца убили,

От врагов спасаясь, мы в лесу укрылись!

Пусть же дождь кровавый на убийц прольется,

И весь род Мулдарта кровью захлебнется!

Спи, сынок мой милый, спи, мой птенчик малый,

Спи, пока не знаешь ты земных печалей!..

В этот день пресветлый Уациллы святого

Доблестный отец твой – конь под ним горячий -

В путь пустился дальний, на охоту турью.

К поясу приладил саблю в черных ножнах,

Саблю в черных ножнах и кинжал булатный,

За плечо закинул добрую кремневку2,

Грозный пистолет свой взял ей на подмогу.

Я с шитьем привычным у окна сидела,

Штопала, чинила ветхую одежду.

(0 Святом забыла: я не помолилась.)

«Ой, очаг мой рухнул! Конь заржал тревожно!»

Глянула в окошко – конь дрожит в испуге,

Пену с губ роняет, землю бьет копытом.

На коне отец твой, весь залитый кровью.