День Литературы, 2008 № 07 (143) - Газета «День литературы»

Владимир Бондаренко. Мы говорим сегодня о верности не только призванию и таланту, но, прежде всего — своему выбору. Бог наделил людей недаром свободой воли, но ведь это ещё и великое испытание. Кстати, твоя последняя книга "Ранние стихи" (М., 2007), в которой собраны стихотворения 1963-1973 годов, несколько удивила; а что нет свежих стихов?

Виктор Широков. Верность выбору, увы, определяется чаще всего только в конце пути, творческого или жизненного. Надеюсь, у меня ещё есть какое-то время, и я собираюсь издать книгу стихотворений уже нового века. Произведений, как говорится, с избытком, но, знаешь, миновал юбилей (пользуясь случаем, хочу поблагодарить за участие в нём, за твоё выступление; твои размышления о книге стихотворений "Иглы мглы" ещё раз убедили меня в правильности пути), книга к серьёзной дате, как водится, запоздала и только сейчас подводит итоги так называемого "пермского" периода. Я ведь 28 лет прожил на Западном Урале, в Перми, там были опубликованы мои первые стихотворения, первые переводы, первые опыты в критике, впрочем, там же вышли моя четвёртая книга стихотворений и, кажется, двенадцатая. Так что от Перми меня отдерёшь только с кровью, я свой родной город, а он ещё и Молотовым назывался, никогда не забывал и всегда ревностно следил за развитием литературного процесса на "малой" родине.

В.Б. Но вот верность своему выбору тебя как-то не сосредоточила на одном жанре, то ты активно переводишь республиканских поэтов бывшего СССР, то в книгах и антологиях обнаруживаются переводы англичан и американцев Оскара Уайльда, Джона Китса, Роберта Бернса, Редьярда Киплинга, Альфреда Хаусмана, Йейтса, Эзры Паунда, Харта Крейна, всех не упомнишь, полунашего Владимира Набокова, наконец, юнцов и мэтров славянской поэзии; пишешь критику и эссе, наконец, пришёл к большой прозе и издал немало рассказов, повестей и романов. Не лучше ли было бы сосредоточенно в тишине оттачивать свои поэтические "иглы"?

В.Ш. Да ведь ещё классик обмолвился: "о чем писать, на то не наша воля", а ещё "я обречён на каторге чувств вертеть жернова поэм". Вообще-то, признаюсь, ещё в юности я хотел и, увы, только мечтал писать прозу. Ну не давалась она мне, и пока что-то не произошло со мной и с отечеством в начале девяностых, было не до прозы. Зато сейчас могу оглядеться: 14 повестей и 4 романа, почти всё издано. Любопытно, что если в поэзии сам себе я представляюсь эдаким лириком-романтиком, то в прозе голос оказался с сильным пародийно-сатирическим акцентом. Что же касается критики, то это обычные "дежурные" отклики, вовсе не претендующие на обобщения, чем, собственно, и занимается настоящая критика. А переводы — просто часть поэтического дыхания, весьма немаловажная и много дающая мне, как поэту, по части обмена "высокими" энергиями.