Прощай, Жаннет - Гарольд Роббинс

Мужчина нервничал. Женщина поняла это по тому, как он безостановочно ходил по комнате, время от времени подходя к окну и приподнимая кружевную занавеску, чтобы взглянуть на залитую дождем улицу Женевы.

– Француза все еще нет, – сказал он, обернувшись к ней. По-французски он говорил с сильным баварским акцентом.

Она ответила, не подняв головы от вязания:

– Он придет.

Он подошел к буфету, налил рюмку водки, выпил одним глотком.

– В Париже все было по-другому. Достаточно было свистнуть, и он мчался со всех ног.

– Это было три года назад, – спокойно ответила она. – Немцы тогда ходили в победителях.

– Мы никогда не были победителями, – бросил он. – Мы только воображали, что побеждаем. С той минуты как Америка вступила в войну, мы в глубине души знали, что все кончено. – С первого этажа послышалась слабая трель дверного звонка. – Пришел, – сказал мужчина.

Она спустилась по лестнице в холл. Француз уже вошел, снял пальто и передавал его горничной. Услышав шаги, он обернулся, показав в улыбке мелкие, ровные, белые зубы.

Подойдя, он взял се руку и поднес к губам. Его тоненькие усики защекотали ей пальцы.

– Bonsoir,[1] Анна, – поздоровался он. – Вы, как всегда, прекрасны.

Она улыбнулась в ответ и оказала тоже по-французски:

– А вы, как всегда, галантны, Морис.

Он рассмеялся.

– Как малышка?

– Жаннет уже пять. Она так выросла, что вы ее не узнаете.

– И такая же красивая, как мама.

– Она будет хороша по-своему, – ответила Анна.

– Вот и прекрасно, – сказал Морис. – Раз уж вы мне не достались, подожду ее.

Анна засмеялась.

– Боюсь, ждать придется очень долго. Он как-то странно взглянул на нее.

– Придется перебиваться тем, что попадется.

– Вольфганг ждет в библиотеке, – сказала она. – Я провожу вас.

Он подождал, пока она поднялась на несколько ступенек, и пошел следом. Все время, пока они поднимались по лестнице, он следил за ее чувственным телом под тонким шелком платья.

Мужчины пожали друг другу руки. При этом Вольфганг щелкнул каблуками и наклонил голову, а Морис, как истинный француз, поклонился. Говорили они по-английски, причем каждый считал, что владеет им лучше, чем собеседник. Ни один не хотел дать другому преимущества, позволив говорить на родном языке.

– Как там Париж? – спросил Вольфганг.

– Стал совсем американским, – ответил Морис. – Шоколадки, сигареты, жвачка. Не такой, как раньше.

Вольфганг немного помолчал.

– По крайней мере там нет русских. С Германией покончено.

Морис только сочувственно кивнул.